Каждое утро садилась у окна и выводила на бумаге безобидные фразы вроде "Травка зеленеет, солнышко блестит", пытаясь превратить стиль письма "как курица лапой" в более-менее сносный почерк. Потом брала из стопки особый лист, собирала волю в кулак и писала "чистосердечное признание" — пока не начинало горячо ухать в голове, а глаза не застилала предобморочная пелена.
Усилия не были бесполезны. Но как же тяжело и медленно шло дело! Пока что на бумаге красовались три гордые буквы: "Я не". Написать хотя бы первую букву имени "Леннея" не выходило никак. Фантомная личность хозяйки тела зубами держалась за свою тайну.
— Ничего, — грозила Лена ее отражению в зеркале. — Ты у меня во всем сознаешься.
Кроме уроков чистописания в обязательную программу входила физкультура: зарядка, йога, пробежки по апартаментам и энергичные прогулки по замку — раз наружу в одиночку выходить нельзя. Вполне достаточно для поддержания тонуса.
Впервые обойдя огромное здание сверху донизу, Лена даже устала. Бродила по залам и коридорам, рассматривала лепнину, фрески, резьбу, богатую мебель, статуи, напольные вазы и картины — жаль, фамильных портретов среди них не было. Приглядывалась к прислуге, заводила разговоры с горничными и лакеями. Непременно заворачивала на кухню, охотно соглашаясь угоститься то горячими духовитыми пирожками с яблоками, то медовым печеньем, а в ответ не жалела улыбок и добрых слов. Просто так, на всякий случай: если ты к людям по-человечески, а не свысока, и они ответят тем же. Хотелось, во всяком случае, верить.
Лютен действительно зашел извиниться и покаяться, а закончив, добавил с внезапной дерзостью: "Я не рассказал рэйду, как тонко и расчетливо вы насмехались над ним. Над его увечьем, над его прошлым и нынешним положением. Над его утратами. Может быть, зря. Не знаю, что у вас на душе, мне этого не понять. Но что бы вы ни думали, рэйд Герд никогда не желал вам зла и не заслужил ваших издевок. Если не любите его, хотя бы уважайте. А теперь можете пойти и пожаловаться на меня снова!"
Неожиданно рассудительный мальчик. Но все-таки мальчик. Наглый, заносчивый и застенчивый одновременно. Наверно, рэйд крепко надрал ему уши. А он благородно умолчал о Лениной "выходке", не подозревая, что она сама передала их разговор Диону. И если Лютен разглядел за невинным щебетом ее внутренней блондинки бездну скрытых смыслов, то Дион и подавно должен был. Однако журил ее не за свои обиды, а за жестокосердие по отношению к юному секретарю. После того, как раздавил в руке стакан…
Больше Лютен Тальби Лене на глаза не показывался — то ли сам так решил, то ли босс приказал.