Уже видны заклёпки на фюзеляже «рамы». Ловлю в перекрестье прицела капот, вдавливаю гашетку. Мощные очереди синхронно скрещиваются в небе, как огненные шпаги. Мой удар прошивает мотор «фокке-вульфа», бьёт по кабине. Вырываются клубы чёрного дыма. Ага, подбил! «Рама» клюет носом, сваливается камнем вниз и втыкается в мёрзлую землю.
— Серёга! — слышу я крик Никиты. — Горишь! Прыгай!
Скорость падает, мотор работает с перебоями, вот-вот заклинит. В нос бьёт удушающий запах гари. Серый дым, поднимаясь между ног, заполняет кабину. Языки пламени лижут обшивку, подбираются ближе. Энергичным движением распахиваю фонарь, и на секунду перехватывает дыхание от удара в лицо мощного потока воздуха, вперемешку с дымом. Смотрю вниз. Охватывает дрожь, земля приближается стремительно. Не успею прыгнуть.
Но страха нет. В такие моменты время словно застывает, разум работает чётко и ясно. Не суетясь, отдаю ручку от себя и, не выпуская шасси, приземляюсь на брюхо рядом с аэродромом немцев. Привязные ремни больно впиваются в тело. Машину подбрасывает, трясёт на ухабах, ведёт из стороны в сторону. Кажется, глаза готовы выскочить из глазниц. Но это продолжается недолго. Пулей вылетаю из объятого пламенем самолёта, сбрасываю горящие унты, меховые брюки, куртку.
Вижу, как от аэродрома стремглав несутся ко мне фрицы. Вытаскиваю из кобуры пистолет, проверяю магазин. Семь патронов во врага, один — себе. Живым не сдамся.
Словно электротоком бьёт боль от ожогов, стягивает кожу. Руки, лицо горит. Слезы ручьём.
Прячусь за пригорком, размазав ладонью мокроту, прищурился сквозь кровавое марево. Жду немцев. Бежать все равно некуда.
И вдруг за спиной раздаётся нарастающий рёв мотора. Оборачиваюсь и не верю своим глазам. Никита делает пару кругов и сажает свой самолёт рядом, прямо на схваченную морозцем грунтовую площадку. Ла-5ФН, задрав нос, кружит на месте, вспахивая колёсами мёрзлый грунт. И душу заливает радость.
Никита отодвигает фонарь, и я слышу сквозь шум крови в ушах его крик:
— Серёга! Давай сюда! Быстро!
Спотыкаясь и падая в грязь, лечу к нему, не ощущая под собой обожжённых ног. Вскакиваю на крыло. Он отодвигает бронеспинку, и я забираюсь внутрь. Мотор издаёт оглушительный львиный рык, лопасти бьют по земле, самолёт поднимает хвост, но не сдвигается с места. Подняться в воздух вдвоём с раскисшей земли на лёгком истребителе немыслимо!
— Не взлетим с такой центровкой! — Никита с досадой бьёт ребром ладони по борту.
Я выскакиваю из машины и бегу назад, пытаясь развернуть хвост. Там, на аэродроме это делают четыре техника, но чувство опасности не парализует, а лишь удесятеряет силы. Рывком ставлю хвост, срывая ногти, открываю технический люк, и ужом забираюсь внутрь. И лишь напоследок пронзает безумная мысль: только бы не схватили за ноги. Не вытащили!