Рейхскомиссариат «Остланд»
Психиатрическая рабочая колония Новинки
(бывшая 1-ая Советская трудовая колония
душевнобольных Новинки)
Хауптсгебит Минск
д. Новинки
14 августа 1941 года
17 часов 00 минут
— *Oh, Sie sprechen Deutsch? — спросил я с некоторым удивлением. *О, вы говорите по-немецки?
— * Vermutlichnicht so sehr wie Sie. — ответила девушка и добавила по-русски, — Всего лишь школьный курс. *Не настолько хорошо, как вы.
Странно конечно, что я, для, кого русский язык, можно сказать, родной, не сразу понял ее, а она мгновенно подобрала немецкое определение слова, которого точно нет в школьных словарях. Впрочем, чтобы суметь объединить два, достаточно распространенных слова, в одно, не обязательно быть лингвистом.
Пора заканчивать с ней и поговорить с этим Крюковым. Может в разговоре с ним всплывет какая-то информация, которая мне поможет разобраться, кто эта Гальперн цайтрайзендер или обычная сумасшедшая.
— Прервемся пока. — сказал я, вставая со стула. — Отдыхайте. Набирайтесь сил. Нам еще о многом нужно будет с вами поговорить. Насчет бритвы я не уверен, что вам ее можно иметь, а все остальное, прослежу, чтобы доставили уже к утру.
Крюков ждал меня у двери вместе с бойкой старушонкой Беляевой.
— Пойдемте, Григорий Валерьевич в ваш кабинет. — предложил я ему и вежливо пропустил вперед. А затем попрощался с медсестрой.
Часовой вернул мне фуражку и бодро отсалютовал.
Я всю жизнь прожил в городе. Даже в детстве я практически никогда не бывал на природе. У нашей семьи не было ни загородного имения, ни дачи.
В деревню мы выезжали тоже крайне редко, только в гости к нашим немногочисленным друзьям, но каждый из этих выездов я хорошо помнил. Мне нравилась эта особая деревенская атмосфера. Атмосфера глуши.
Мычание коров на закате. Копошащиеся в пыли, вместе с голозадыми деревенскими ребятишками, куры на сельских улицах. Нагло-ленивые коты на заборах, смотрящие на тебя с таким превосходством, с каким даже фюрер не смотрит на евреев.
Деревенские девушки в платочках, почему-ты прыскающие в кулак при одном только виде маленького барчука в костюмчике и с шелковым платком на шее.
Мужики, проезжающие мимо на скрипящих подводах с таким гордым видом, с каким, наверное, лишь римские императоры выезжали на свои триумфы.
А еще время. Время в деревне идет совсем по-другому. Оно вязкое, тягучее. Располагающее к неге. Особенно по вечерам, которые как-то совершенно незаметно умудряются переходить в ночь.