Вчера днем к ней в кабинет зашел следователь Илья Порошкин, преподнес крупную розу на длинной ножке, мило поболтал ни о чем и пригласил в ресторан, будучи между тем окончательно и бесповоротно женатым на дочери какого-то начальника из прокурорских. Катя отказалась, сетуя на страшную занятость. Сегодня Порошкин снова зашел к ней, опять с розой, принялся о чем-то рассказывать, но Катя совершенно невоспитанно перебила его, прямо спросив о цели таких настойчивых визитов. Порошкин засмеялся, похвалил ее острый ум и деловитость и признался, что хлопочет о местном авторитете Рафике Кургиняне, дело которого о крупном мошенничестве расследовала Катя. Илье хотелось бы убрать из него некоторые документы, заменив их на другие. Катя попросила его выйти и впредь не мешать ей работать, а розы засунуть себе в задницу по самые гланды, не срезая шипов.
Сейчас, шагая с вечерних лекций, она брезгливо вспоминала об этом, на душе было отчего-то горько и беспокойно. По привычке пройдя между оградой детского сада и небольшой автостоянкой, Катя вышла к своему дому. Здесь было безлюдно и лампочка этим вечером почему-то горела лишь под козырьком последнего подъезда. В серой мгле смутно угадывались очертания стен и детской площадки, Катя вздрогнула, когда прямо перед ней выросла мужская фигура. От мужчины пахло пивным перегаром, немытым телом и плохим табаком, голос его был наглым и развязным:
— Че, гуляешь по ночам, цыпа? Не бережешь себя, а зря. Ты говорят, еще в целочках ходишь, мы вот ждем тебя с братвой, хотим проверить.
И он мерзко захихикал. Кате показалось, что вечер сразу стал холодным, когда рядом с первой выросли еще четыре мужских фигуры, плохо различаемые в далеком свете фонаря. Один из мужчин шагнул к ней, схватил за плечо, второй рукой больно сжимая грудь. Судя по всему, это ему понравилось. Кто-то из них шепеляво и манерно проговорил:
— Тащим к столику ее, пацаны, там разложим и лишим ее девства.
— Ага, пять раз! — похабно загоготал еще один. Ей показалось, что впереди, метрах в двадцати, за кустами, светится огонек сигареты. Катя изо всех сил ударила стоящего рядом насильника ногой в промежность и двумя пальцами со свежим маникюром резко ткнула в темноту, туда, откуда слышался голос.
Скорчился, взвывая, тот, что стоял рядом, а из темноты раздался громкий вопль:
— А-а-а! Бляжья мать, курва! Она мне глаза вырвала!
Катя бросилась в сторону, но блеснула сталь, в боку стало жарко и потекло что-то горячее. Ее развернули и с сиплым хеканьем ударили в живот, там тоже стало больно и горячо. Она упала, чей-то тяжелый ботинок врезался ей в лицо, хрустнул нос, сбилось дыхание от заливающей горло крови, а ее все били в спину, шею, в бок. Через жуткую, невыносимую боль вяло пробилась мысль: