Несколько свободных от дежурства солдат, словно забыв, что вот-вот могут объявить переход, может начаться бой и наступить смерть, спокойно себе чаевничали у костра, скалили зубы, даже ходили купаться к пруду или рвали горох. А то, сделав большой круг, подходили к семьям хуторян-литовцев, жавшим овес, и заводили с ними знакомство.
Солдаты-наблюдатели глазели в бинокли или трубу Цейса и, хохоча, объявляли, что «наша берет», чернявая смеется, а беленькая не хочет и смотреть — все жнет.
Потом принимались за работу: косили, вязали и носили снопы. Ермашук и Дудик жали и все время смеялись с девчатами, беседовали с паном-отцом, которому была явно по душе работа солдат, их веселый нрав и шутки, величание паном.
— Неужто сюда, ко мне на хутор, может явиться герман? Неужто здесь, на моем родном поле, возле моего дома, стрелять будут? И будут тут лежать убитые? Нет, не может быть! Что же тогда? — и у старика от ужаса замирало сердце.
— Вы не беспокоитесь, отец! Не придет к вам герман. Мы его так турнем,— успокаивал хозяина бойкий курносый костромич с осповатым лицом.
Ты не знаешь, братец, пруссов. Пруссы — народ китрый (хитрый),— тревожился старик.
Вечером солдаты гостили на хуторке.
Несмотря на то что девушки разговаривали с «москолюсами» при помощи убогой смеси русско-польских слов, солдаты, благодаря магнетической силе красоты, испытывали истинную радость от знакомства с ними.
Настоящая красота среди литвинок встречается не часто, однако симпатичных девушек в Литве много.
Смуглая Ядвися по красоте уступала своей старшей сестре Монте, но ее живые, веселые глазки, розовые, с ямочками, щечки, по-детски капризные губки, молодые, гладкие руки, стройная фигура очаровывали солдат, и они не знали, как ей угодить.
Белокурая Монтя была как-то строже в своей красоте, выглядела более серьезной и задумчивой. Она являла собой истинный тип литвинки. Продолговатое лицо с серыми грустными глазами; круглый, но правильный нос; рот, легко дающий покорно-грустную улыбку; ровные белые зубы; длинная и толстая, с завитками, коса.
Не всякий солдат решался шутить с Монтей.
— Куда барышни скроются, когда придет германец? — интересовался за столом младший фейерверкер Синица.
— А зачем нам скрываться? — сверкнула черными глазками Ядвися.— Я не бус (не буду) никуда прятаться. Пруссы — народ лабай гражус (очень красивый)...
Весь дом дрожит от громкого смеха. Лишь задумчивая Монтя едва заметно улыбнулась своей смешливой сестренке.
Стали прощаться. Солдаты достали из карманов «пинегу» (деньги).
— Нет, нет... Грешно брать у солдата. Наш Блажис тоже в армии. Вы идете на смерть за нас всех. Нет, нет...— наотрез отказывается старик от платы.