Боже милостивый, она уже вся мокрая, и только для него! Бенедикт едва не застонал вслух. Ему невыносимо хотелось опустить руку под ее сорочку и проверить свою догадку, но он заставил себя не двигаться, прислушиваясь к ее дыханию.
Чем дольше он откладывает взаимное наслаждение, тем восхитительнее будет награда.
Бенедикт приготовился к терпеливому ожиданию.
— Ну, а сейчас?
— Что?
— Сейчас ты в состоянии думать?
— А о чем ты спрашивал?
— Хочу узнать твое самое любимое воспоминание из детства.
— А ты мне про свое расскажешь?
— Да, но ты первая.
На некоторое время в спальне воцарилось молчание. Это предоставило Бенедикту достаточно времени, чтобы обдумать другие восхитительные способы отвлечь Джулию. Еще до конца дня он собирался отыскать на ее теле каждое местечко, которое откликнется на его ласки.
— Помнишь то пустое дерево? — спросила она, наконец.
— Да.
Бенедикт действительно отчетливо его помнил. Гигантский дуб рос на границе Клертон-Хауса и их имения. Огромный ствол был полым в середине, а у корней имелась трещина, достаточно большая, чтобы туда на четвереньках заполз ребенок.
Хотя обнаружила это дерево Джулия, Бенедикт всегда считал его царством Софии, ее сказочным замком. Сухая листва на земле заменяла в ее детском воображении ковры, кора внутри считалась гобеленами. Когда их гувернантка выяснила, почему у девочек вечно порванные подолы и грязные юбки, сестрам Сент-Клер запретили играть там. Естественно, когда им удавалось ускользнуть из-под ее опеки, они тут же мчались к дереву.
— Мне казалось, ты терпеть не могла изображать запертую в башне принцессу, ожидающую принца, который спасет тебя, — произнес Бенедикт.
Джулия кивнула.
— Я играла в это только потому, что София была старше и могла настоять на своем. Но когда мне удавалось ускользнуть одной, она не могла приказывать мне, что воображать.
— И что же ты воображала в одиночестве?
Джулия уткнулась лицом в подушку, и дальнейшие слова прозвучали приглушенно.
— Ты будешь смеяться.
Бенедикт погладил ее по руке.
— Даю слово, что не буду.
Она перекатилась на спину и уставилась в потолок.
— Я хотела летать. Хотела ощутить ветер на лице и в волосах. Хотела парить и быть частью неба.
Бенедикт подпер голову рукой и посмотрел на нее: одеяло соскользнуло до талии, сквозь тонкую ткань сорочки неясно просвечивали соски. Он представил, как втягивает один из них в рот, и в горле у него пересохло: увлажняет языком ткань, чтобы она стала прозрачной, дразнит губами сосок, пока он не затвердеет…
Джулия поймала его взгляд.
— Ты помнишь тот день?
— В пустом дереве? Их было так много.