В темноте она с легкостью ускользнула от его объятий, поэтому пришлось ограничиться словами:
— Почему? Ты не заставишь меня поверить, будто тебе не понравилось.
— Такого больше не должно произойти. Никогда. — Ее голос странно дрогнул на последнем слове. Казалось, что она сейчас расплачется, и Бенедикт хотел только одного — притянуть ее к себе и утешить.
— Если сначала я сделал тебе больно, прости.
— Ты не сделал мне больно, не в начале и не так, как ты думаешь.
Бенедикт с трудом сдержал ругательство. В комнате так темно, что если бы он только мог увидеть ее лицо, он бы лучше понимал, как ей ответить.
— Но я действительно сделал тебе больно.
— Скорее, ты меня предал. — Что-то заглушало ее слова. Он представил, что Джулия стоит, опустив голову, и прикрывает рот ладонью.
— Предал? Тебе не кажется, что это чересчур?
— Вовсе нет! Считается, что ты мой друг. — С каждым произнесенным слогом голос ее крепчал, в нем появлялся холодок обвинения. — Считается, что ты тот единственный мужчина, на которого я могу положиться. Ты можешь пригласить меня на танец, и я буду точно знать, что ты не сделаешь ничего предосудительного. Я всегда могла на это рассчитывать, а теперь ты все испортил.
Джулия повернулась и зашагала к двери, ее туфли глухо застучали по ковру.
В груди вспыхнул гнев, и Бенедикт стиснул зубы, словно мог таким образом сдержать неминуемый взрыв.
— Я всего лишь разрушил твои иллюзии.
Джулия замерла на пороге, ее неподвижный силуэт вырисовывался в слабом свете, идущем из коридора.
Бенедикт подскочил к ней в два больших шага.
— Ты предпочитаешь притворяться, что не имеешь никаких чувств, что тебе нечего предложить мужчине. А теперь, когда я доказал, что это не так, ты не можешь посмотреть правде в глаза.
— Я никогда не видела, чтобы подобные чувства приводили к счастью. Спокойной ночи, лорд Ревелсток.
Он толкнул дверь, и та захлопнулась с громким стуком.
— Что ты наделал? — Джулия сильно понизила голос, но дрожь в нем скрыть не смогла. Она тщетно подергала дверь. — Хочешь, чтобы нас поймали?
— Да, к черту все, пусть ловят. Я хочу услышать твои объяснения. — Бенедикт всем своим весом навалился на дубовую панель. — Никто из нас не выйдет из этой комнаты, пока я их не услышу.
— Что ты хочешь знать? — Слова прозвучали сдавленно, словно она говорила сквозь стиснутые зубы.
— Эго очень просто. Я хочу понять, почему ты выбрала для себя такое… такое стерильное замужество.
— Я предпочитаю называть его рациональным. — Закрыв дверь, Бенедикт погрузил комнату в кромешную тьму, и выражение лица Джулии вновь оказалось во мраке, но он отчетливо представлял, как она вздернула подбородок. Джулия всегда была непокорной, даже в детстве, например, в тот день на пруду, когда гувернантка бранила ее за испачканное платье. Тогда вопросы благоразумия волновали ее гораздо меньше.