С того Шумской особо не трепался о важном, хотя князь и пытался выспрашивать. Позже, замолк, ожёг мудрым взглядом Андрея, вроде как понял, тот болтать лишнего не станет.
Да и перевел разговор на обыденное, да занимательное. Андрей простачком прикинулся и разговорились нето.
Проболтали, как други, с пол ночи. Опьянели.
— Так ты мне про Арину Дорофееву ничего не рассказал. Что? Жалко тебе, сармат?
— Не жалко, русич. Но не расскажу.
— Тьфу. Почему? Я ее не умыкну. Себе дороже. Ты вон мечи свои достанешь и давай махать. А еще страшнее, бровь свою бесью изогнешь. Жуть. — Всеслав хохотнул.
— Не умыкнешь. Не отдам. А говорить о таком не могу, не взыщи. Мое это, разумеешь?
— Разумею.
И так еще час. Потом уж Андрюха тащил князя на плече в ложницу. Нахлестался, хрыч поживший. Ближник его, аки пёс вился возле, помогал. Скинули князя на лавку, отдышались. Князь сопел, ближник опричь начал устраиваться, так и Андрею пора! Вышел, дверь в ложницу прикрыл, да и поскакал борзо во двор. После грозы-то свежо. Небо чистое, звезды сияют…как глаза Аришкины.
Буян нес, как голубь летел! У Берестовских ворот охранные признали Андрея, пустили. Тот намётом до боярского подворья, оставил коня и петлями по проулкам до Аришкиного дома. Бежал, спотыкался. А и силен Всеслав пиво-то глушить.
Влетел в репейник, ругался. Снова бежал, да обирал на ходу с себя репьи-то. Шапку обронил, а где не запомнил. Так со стороны-то глянуть — вылитый Демьян после бражки. Бежит, смеется. Хорошо, не приметил никто, как Гарм по закоулкам-то щемится.
Так и допетлял до Аришиного подворья. Через двор шел не хоронясь — знал, поди, вскинуться некому. Потоптался под распахнутым окошком, порешил не шуметь, ухватился за край, и сиганул в ложницу. Огляделся в полутемной комнате и увидел ее.
Ариша спала, но услыхала шум и подскочила. Глаза огромные, рубашка с плеча белого сползла, освободила из плена красоту. Коса рассыпалась, и даже в ночи золотом полыхала.
— Андрей! — в глазах счастье плещется, радость такая, что через нее и взлететь-то недолго.
Шумской и отвечать не стал, обхватил, к себе тиснул, и носом в волосы зарылся. Душистые, мягкие…
— Неужто, дождалась? Думала не придешь, — голосок шелковый, нежный.
— Я мёртвый к тебе приду. Ты жди токмо. Всегда жди, — покрыл поцелуями быстрыми, жадными личико сияющее.
— Светает уж… Увидят тебя, любый, — вроде и гнала, но держала-то крепко, целовала сама, словно в последний раз видела. — Андрей, что ж так поздно? И вместе не побыть… Пора, увидят!
— Знаю…знаю, Ариша… Еще хоть миг, — пьян бы не пивом, но ею.