Дед Мишка смеялся громче всех.
— Сваты, это не помолвка, а циркус. Такого-то я еще не видал, — Всеслав наново утёр слезы. — Ну, уж коли все сложилось, прими боярин Михаил каравай и неси образ.
Уряд вспомнили и каравай передали уже прилично. Образ просунула в дверь Машка: поди все подглядела и подслушала.
Андрей и Арина встали под благословение. Пока дед слова ронял привычные, Шумской тихо тронул Аришины пальчики, будто сказал — люблю. И она ответила малой лаской. А как инако? Ведь все это сватовство неважным было, почитай вторым делом. Главное-то другое…
Так и помолвили. Арину по уряду отпустили — ее Машка в сенях споймала и защебетала-загалдела. Всплакнули на радостях, да уселись снова подслушивать.
Мужи побалагурили, пива выпили славно, угостились, да и потянулись к выходу. Машка метнулась во двор подглядывать, а Аришка прилипла к щели дверной — хотела еще разок на Андрея полюбоваться. А он уж и вышел.
Князь стоял в гриднице лицом к лицу с дедом Мишей, брови свел, вмиг перестал быть веселым-то.
— Так ты помни, Дорофеев, — вытянул из-за пазухи свиток тугой и отдал деду. — Согласился, так молчи по смертный день.
— Запомню, княже, — свиток взял, поклонился и уперся взглядом в спину Всеслава.
Тот вышел и уж со двора послышался его голос. Опять балагурили.
Воевода подошел к деду Мишке, руку на плечо опустил и молвил непонятное.
— Свечу поставь, Мишка. Свезло, что так-то все обошлось. — Дед кивнул и обое потекли гостей провожать.
Аринка думать не стала, к Андрею побежала — хучь одним глазком глянуть из-за угла хоромцев. А он уж на Буяне сидел, и золотую свою высматривал. Взглядом потеплел, когда увидел. Одними глазами показал на Воловью горку, мол, ждать буду ввечеру. Аришка полыхнула румянцем и закивала.
Токмо не довелось встретиться-то…
Как гостей проводили, заторопился и воевода — Фаддея навестить. Дед Миша вошел в гридницу и позвал Аришу.
— Деда… — вошла и встала столбиком.
— Ну, боярышня, скоро станешь Шумской. Рада ли, Ариша? По своей воле? Не обидел он тебя? Может…может, ты тяжёлая уже? — а и нелегко давались деду такие-то вопросы.
Аринка подлетела к ученому мужу, обняла и заплакала радостно.
— Дедушка, что ты! Люблю я его, и он меня любит. Беречь будет.
— А чего ревешь-то, глупенькая? Радуйся. И я с тобой рад. Уедешь вот… — и замолк.
Аришка вскинулась, поняла — деду одному плохо сделается, одиноко.
— Я Андрея просить буду, чтобы и тебя взял. Поедешь? Дедушка, одного не покину вовек. — Михаил Афанасьевич долго смотрел на внучку, будто искал чего-то в ее личике, но смолчал. Кивнул в ответ на ее слова и поцеловал в лоб.