— А зачем нам на крышу? — ожидаемо заупрямился у приставной чердачной лестницы Скунс на площадке пятого этажа.
— Лезь, братан. Зуб даю, тебе понравится, — опередив меня, взялся напутствовать товарища Жаба.
— А-а, мы полетим. Как вы тогда, — неожиданно догадался Скунс (похоже, резкое повышение уровня до пятерки уже дало о себе знать). — Вообще-то я с высотой не очень.
— Да ты че, братан! Это ж такой кайф!
— У меня точно голова закружится.
— Хорош трындеть, лезь, давай, — шикнул я на Скунса. — Другого варианта свалить отсюда у нас нет. Так что лететь придется, смирись. А чтоб высота не страшила, я тебе запасные джинсы на башку накину.
— Нет, уж лучше видеть. Лететь вслепую еще страшнее.
— Да лезь ты уже на крышу, балабол. Там разберемся.
Глава 16, в которой летим, садимся, бежим и подлетаем
Оказавшись на покатой крыше пятиэтажки, Скунс тут же ожидаемо «разнервничался», и нам с Жабой в очередной раз пришлось сдерживать дыханье, про себя проклиная отменный аппетит и слабый кишечник товарища.
Чтоб страдающий акрофобией пассажир не видел мелькающей под ногами земли, я предложил прицепить его спереди, лицом ко мне, и для страховки сцепить нас ремнями друг с другом. Из-за наклона во время полета, при таком способе, он сможет видеть лишь небо над моим плечом, и проблема боязни высоты будет решена. Я же на протяжении десятисекундного полета обязался крепко обнимать его руками и ногами, что, с учетом страховочной связки ремнями и моей читерской силы, делало его перелет стопроцентно безопасным развлечением. Признав весомость приведенных мною аргументов, вонючка со скрипом согласился рискнуть.
Но неожиданно мой план встретил в штыки второй подопечный.
— Не хочу я в полете его бурные восторги нюхать! — стал возмущаться Жаба. — Уж лучше пердуна этого на спину закинуть. А меня спереди, лицом вниз закрепить.
Мне же, по понятным причинам, ни разу не улыбалось сажать вонючку на спину. Мало ли, вдруг Скунс нечаянно опростается в полете — случаи-то с ним бывали. Дерьмо с одежды потом, конечно, смоется (сам же виновник происшествия все мне в ближайшем ручье хорошенько и отстирает), но дурной запашок от пикантного происшествия, боюсь, приклеится к моему незапятнанному имени навсегда.
— Жаба, не беси! Будешь выделываться, ща вырублю нахрен, и, вообще, в бессознанке полетишь!
— Да я только предложил. Ладно, на спине, так на спине.
— Ой! Извините, я не специально, — покаялся Скунс после очередного особливо шумного выхлопа.
— Черт! Может, вернемся, и «имодиума» в квартирах для него поищем, — скривился Жаба. — В натуре, Рихтовщик, этот бесконечный пердеж начинает действовать на нервы.