Это, конечно, не все, не все результаты "совместной работы", но основные. С тех пор все мои клеймители просто черпают из этой книги, либо списывают друг у друга, никто ещё не вышел за изготовленную специалистами КГБ "спираль измены".
Впрочем, незадолго до смерти своей в 1977, попытался вырваться из неё Кирилл Симонян. Я рад, что меня достигло его предсмертное покаяние, записанное коллегой-врачом, Д.А. Черняховским: "Расценивайте это как исповедь человека, который скоро умрёт и хотел бы, чтобы его покаяние в конце концов достигло друга, которого он предал". Со слов Кирилла Д.А.Ч. писал: "С детства у К.С. стали проявляться некоторые психобиологические особенности, связанные с половым выбором. Уже будучи врачом, он пережил в связи с этим неприятности, угрожавшие его карьере. Когда к К.С. пришли "вежливые люди", он в первый момент испытал леденящий ужас, но потом с облегчением понял, что, хотя они могут мгновенно сломать жизнь, превратив из доктора наук "в никому не нужное дерьмо", их цель иная: "опять Солженицын". Они были осведомлены, говорили какие-то правдоподобные вещи. Неожиданно для себя К.С. почувствовал какой-то подъём и благодарность, "да, благодарность за подаренную жизнь врача". Написал "какую-то пакость для распространения за рубежом". Писал в странном подъёме, "в дурмане"... Рассказал, как в больницу приезжал Ржезач - "мразь, кагебешник, говно. Играл с ним в постыдные игры", - именно так выразился К.С. Потом "дурман рассеялся, спохватился и хоть в петлю"5.
Само собой работало КГБ и над изготовлением фальшивых документов, якобы моим почерком (у их графологического отдела на столе лежало всё множество моих писем к Решетовской).
Сперва - это была издуманная моя "переписка" с издателем эмигрантского белогвардейского журнала "Часовой" В.В. Ореховым в Брюсселе: от моего имени звали его приехать на "встречу" со мной в Прагу - тут захватить и состряпать попытку "белогвардейских контактов" (это всплыло лишь после моей высылки и разоблачено в журнале "Time", 27 мая 1974, приведены там образцы и почерка моего, и гебистских подделок; см. также "Зёрнышко", гл. "Без прикрепы"6).
В 1976 - покрепче: якобы "донос" мой в оперчасть Экибастузского лагеря о подготовке мятежа украинцами. (Не могли же гебисты не использовать такого соблазна, собственной моей подачи о вербовке!) Я уже писал в "Сквозь чад":
"В "Архипелаге", и не только в нём, я не щадил себя, и все раскаяния, какие прошли через мою душу, - все и на бумаге... В этом ряду я не поколебался изложить историю, как вербовали меня в лагерные стукачи и присвоили кличку, хотя я ни разу этой кличкой не воспользовался и ни одного донесения никогда не подал7. Я и нечестным считал об этом бы умолчать, а написать - интересным, имея в виду множественность подобных вербовок, даже и на воле. Я цель имел во всей книге, во всех моих книгах показать: что можно из человека сделать. Показать, что линия между Добром и Злом постоянно перемещается по человеческому сердцу. А у ЦК и КГБ не только этого уровня понимания нет и не было, но даже нет простого образумления: с чем можно высунуться, не влипнув (как моя "переписка" с Ореховым, или как грубая их подделка "доноса" 1952 года). У КГБ если что и красное - то пальцы, то руки по локоть, отнюдь не щёки".