Наорав однажды, Саша взял моду разговаривать с женой на повышенных тонах. Он и раньше был вечно всем недоволен, но по большей части ограничивался скупыми довольно ядовитыми замечаниями, которых было вполне достаточно, чтобы привести ее в трепет. Теперь же он срывался по каждому пустяку, и Валерик видел, что чем больше расстраивается и переживает мама, тем большее удовольствие это доставляет отцу. Плохо было все: и то, как она готовит, и то, что она не умеет экономить, и то, как она одета, и как выглядит, и как она разговаривает со свекровью, и ее крошечная зарплата и нулевой карьерный рост. Одним словом, выходило, что такие женщины, как Юля, не имеют права если не на существование, то, по крайней мере, на то, чтобы выходить замуж и заводить детей, и она, Юля, в свое время обманула его, выдав себя не за ту, какая она есть на самом деле.
Бедная Юля понимала, что отношения в семье ухудшаются и ухудшаются, она старалась, как могла, угодить мужу, но, похоже было, что ее попытки только раздражают его еще больше. Она была так изломана и исковеркана этой жизнью, что ей и в голову не могло прийти, что существует какая-то иная причина, по которой все идет наперекосяк. Например, что у мужа есть другая женщина - то есть, причина самая первейшая, самая простая и самая наивероятная из всех существующих, и что любая нормальная жена, видя такое поведение мужа, в первую очередь заподозрила бы наличие любовницы. Но Юле, простой, чистой и забитой душе, это даже не приходило в голову. Она во многом, да, практически во всем, винила себя, и даже возмутилась, разумеется, мысленно, когда участковый педиатр спросила ее, не объясняется ли тяжелый характер мужа шизофренией. А уж она, педиатр, хорошо знала, что такое Александр, потому что, когда болел Вовка, заботливый отец брал больничный, ходил с сыном в поликлинику, уличал медперсонал в некомпетентности и поучал, как надо правильно лечить детей.
Невидимая черта, проведенная между Сашей с Вовкой и Юлей с Валериком, постепенно проявлялась, ширилась и жирнела. Часто Саша, сделав замечание жене, обращался к старшему сыну:
- Женщины... Что с них возьмешь. Есть две категории женщин: курицы и курицы с отрубленной головой.
Или же:
- Женщина, сынок, это обезьяна с гранатой. Имей это в виду, когда вырастешь и соберешься жениться. А лучше вообще не женись.
Вовка смеялся и поглядывал на мать. А жизнь между тем продолжалась.
Как только Юля перестала кормить грудью, от послеродовой полноты ничего не осталось. Кафедра, закупка-готовка-уборка-стирка-глажка, нервотрепка на работе и дома, перманентное полуголодное существование высосали все лишнее и даже не лишнее. Она разрывалась, разбивалась в лепешку, чтобы только не вызвать недовольства, все чаще в голову лезли суицидальные мысли, и если бы не Валерик, бог знает что она могла натворить. Он был ее маячком, поплавком, и часто ночами, лежа без сна, она уговаривала себя: «У меня есть сын, я должна жить ради него. У меня есть сын...»