– Закуси. Посмотреть надо.
Гицэ воззрился испуганно.
– Может, не меня первым, капитан? – как-то непривычно жалобно пролепетал он, но Симеон шикнул, и рот покорно закрылся вместе с ремнем.
– Я встать-то не могу, – честно объяснил Симеон, краем глаза примечая, что мордаха Гицэ покрыта мелкими бисеринками пота. – Пусть тяжелых на телегу уложат, на мешки, чтоб помягче. Там и перевяжут.
Ребра кольнуло, рука дрогнула, и Гицэ тихонько ойкнул, стискивая зубами ремень, но даже не дернулся. Симеон вздохнул с облегчением – распухло, конечно, но ни крови, ни раздробленных костей, так что оклемается Гицэ как миленький, даже калекой не будет. У телеги бубнили голоса – пандуры непривычно мягко уговаривали товарищей потерпеть. Симеон навострил уши. Все живы! Почти все...
– Чудом отделались, – вздохнул рядом Йоргу.
Симеона вдруг захлестнула бессильная злоба.
– Не чудом вовсе!
– Да, не чудом, – помолчав, согласился Йоргу и сбросил с плеч забрызганный кровью плащ. Протянул руку: – Пойдем, что ли, капитан?
Симеон подсунул Гицэ под голову шапку, потрепал по здоровому плечу – пусть отдохнет пока. Сам встал с трудом – измятое тело страшно ныло при каждом движении. Опираясь на руку Йоргу, заковылял по дороге к развороченному взрывом склону.
У телеги притихли даже раненые – краем глаза Симеон заметил, что все головы повернуты в их сторону.
Вскарабкались наверх – Симеон едва не упал по дороге, когда из-под сапога вывернулся камешек. Устоял, шипя сквозь зубы, и наконец посмотрел на место взрыва.
Подсолнух, Штефанел, нравный и взбалмошный боярский мальчишка, который их всех сегодня спас, лежал теперь, скорчившись, под самой скалой. Золотая голова вылиняла в серый от набившейся земли и каменной крошки, на затылке пряди слиплись кровавыми сосульками, изодранная одежда в грязи...
Йоргу шумно вздохнул над ухом. Симеону отчаянно захотелось его прибить – нашел, селедка, безопасное место, называется! Клялся, что не взорвется! В кои веки добра пообещал – и дернуло же согласиться! Ведь убили ребенка, как есть, убили! Ну и что, что у него уже усы на морде – все одно, среди других дите несмышленое! Как же так, Господи Иисусе, за что такое наказание?
Симеон опустился на камень, с трудом глотая воздух, и отвел глаза. Стар стал, сердечко пошаливает. А Подсолнуху их уже старым не бывать. Не обнимать девку, не носиться на коне по бескрайнему полю, не устраивать своих дурацких шуточек. И второго боя для него не будет. Ладно, так всегда бывает, но ведь мир же сейчас, не война! И как сердце чуяло...
– Святой Спиридион!