- Так, - сказал он Вердину. – Мой клиент болен. Я сейчас вызову врача, чтобы освидетельствовать его. Так что все вопросы только после полного его выздоровления. – Он кивнул на руку, - это они вас?
- Нет-нет, это ожог.
- Ладно, разберемся. – Он с кем-то поговорил по телефону, потом набрал номер и вызвал скорую.
Температура у меня опять поднялась, мне сделали жаропонижающий укол, осмотрели руку, обработали ее и предложили госпитализацию. Я отказался. Сделав необходимые записи, врачи уехали, договорившись сделать копию заключения.
Пока происходила суета с врачами, Решетников успел поговорить кое с кем из рабочих и обратился к Вердину:
- Послушайте, у моего клиента алиби, а вы нам тут морочаете голову. Вы что, производите обыск на основании собственной интуиции? Милейший, вас за это начальство не похвалит...
- У нас постановление, - мрачно отозвался Вердин.
- Господи, вот это оперативность! А, позвольте спросить, долго он еще будет продолжаться и есть ли необходимость в присутствии моего клиента?
Вердин посмотрел на помощника.
- Вроде мы все прошерстили, Владислав Владимирович... – ответил тот.
На этот раз с меня даже не взяли подписку о невыезде.
Решетников предложил отвезти меня домой, и я согласился. В машине мы разговорились, и оказалось, что мое алиби подтвердил Николай. Он сказал, что остался сторожить комбинат, ночевал и точно видел, что я никуда не уходил.
Машинально я назвал адрес бабушки, и очень удивился, когда мы подъехали к ее дому, но переигрывать было неудобно, и я, распрощавшись, вышел. На прощание Решетников мне сказал:
- Болейте спокойно и скорее выздоравливайте. Я буду держать руку на пульсе. И главное: без меня – ни одного слова, даже вздоха.
Бабушка засуетилась, устроила меня и сразу же принялась лечить. Она была страшно горда и довольна, что болеть я пришел к ней. Я не стал ей говорить, что просто ошибся.
Три дня меня по-черному трепала температура, и три дня бабушка не отходила от меня ни на шаг. Продукты и лекарства привозили папа с мамой, сидели по очереди со мной, давая бабушке возможность хоть немного выспаться. Стоило мне немного забыться сном, как откуда-то из горячечного тумана возникал Вердин, садился на стул возле кровати, вынимал из портфеля блокнот, ручку, и начинал с сортира:
- Где у вас на территории расположен летний туалет?
- Кто из сотрудников пользуется летним туалетом зимой?
- Это вы распорядились поменять в полу туалета две доски?
Я тосковал, потому что очень не хотел садиться в тюрьму, но понимал, что этого не избежать, и каждый раз принимал решение покончить с собой, если меня все-таки туда упекут. Он уходил, а я, задыхаясь, бежал из последних сил, рассекая летящий в лицо снег, чтобы достать проклятый мешок и избавиться от него, но все время попадал куда-то не туда, и не у кого было спросить дорогу. И надо было успеть вернуться до того, как снова придет допрашивать Вердин.