На четвертый день болезни температура упала, оставив невероятную слабость. А вместо Вердина из горячечного сна пришел настоящий Николай. Он принес баночку алтайского меда, какую-то настойку для поправки здоровья и две новости, хорошую и плохую: Сенька поправляется, а Рахима подключили к аппарату и положение его безнадежно.
Бабушка ушла на кухню, тактично оставив нас вдвоем, и я спросил:
- Ты ведь не ночевал тогда на комбинате?
- Нет. Я был у женщины, а своей сказал, что у меня дежурство.
- Понятно...
- Они звонили моей жене, и она подтвердила, что я предупредил ее заранее. Оба Сашки сказали, что мы тянули жребий, и выпало оставаться мне. А я, если будет надо, и в суде от своих слов не откажусь. Они тоже. Ты давай выздоравливай скорее. Дел много.
- А что вообще слышно?
- Много чего. Городишко-то маленький. Говорят, трясли всех. Охрану, дворников, бомжей, работяг. Никто ничего не видел и не слышал. А еще говорят, что документы важные пропали, и теперь могут полететь головы, и что некоторые даже подались в бега.
Я усмехнулся:
- Пусть пока боятся. Коля, слушай, мне нужна машина и права. Ты сможешь помочь?
- Не вопрос, шеф. Сделаем.
- Ты разведай, как там и что, и приходи денька через три, я денег дам.
- Ты на какую сумму рассчитываешь?
- Максимум две штуки баксов на все.
Николай задумался, а потом согласно кивнул головой.
Вечером на всякий случай я достал из кастрюльки с салом один рулончик, и не зря: на следующий день явился Николай.
- Я пришел за твоими документами. Через неделю у тебя будут права. А ездить научим.
- А что с машиной?
- С машиной вот какое дело. Можно купить за 400 долларов развалюху и поменять ей нутро. Сашкин шурин сделает все как надо, и возьмет недорого. Полетит, как ласточка, и глаза никому не будет мозолить.
- Пойдет. То, что надо. А как там у нас?
- А что у нас? Работаем, не покладая, как говорится... Все путем.
- А «крыша»?
- Пока не беспокоит. Максим, я тебе вот что хочу сказать. Ты на меня можешь рассчитывать. На всю нашу артель. Мы тут посовещались и решили, ежели что...
Я прекрасно понимал, на что он намекает, но как я мог рисковать ими?
- Я знаю. Но ты же понимаешь, что могут и закопать, если что...
- Копать замучаются.
- Я подумаю.
И я стал думать. О том, что только по молодости и неопытности залез сначала в бизнес, а потом еще и в бандитское гнездище, будучи при всем при том полным дилетантом. О том, что мне, как новичку в казино, до сих пор везло, но такое везение кончается, как только перестаешь быть новичком. О том, что плохое случилось бы сразу, и если до сих пор меня не взяли, значит, я не наследил. И о том, что сейчас у меня было что поставить на кон. Имея на руках такие материалы, я мог бы подняться на шантаже, если взяться за дело с умом. И дело было даже не столько в деньгах, хотя и в них тоже, сколько в желании раздавить гадину, размазать, уничтожить на корню, потому что в больнице лежали мои друзья, искалеченные и униженные. Лихорадочные идеи, одна другой краше, полезли в голову, и все они были хороши, оставалось только додумать их до конца, до самой распоследней мелочи, предусмотреть все. И я непременно собирался сделать это, как только прояснится голова.