— Кормят, сынок, кормят. Иди мой руки. Хорошо мой.
Совет был нелишним.
Где это ты так? — подозрительно спросил Анджело.
— Не беспокойся, отец, не на заводе. Я не штрейкбрехер. Помогал ребятам в ангаре собрать мотор «Фармана», «Ф-4», если хочешь знать точно.
— Незачем мне это знать, да и тебе незачем.
— Ребята обещали поговорить с инструктором... Если он разрешит...
— Что разрешит? — всполошилась Роза. — Лететь на аэроплане? Ты хочешь, чтоб у твоей мамы разорвалось сердце?
— Я не хочу, чтобы у моей мамы разорвалось сердце,—чмокнув мать в щеку, Примо вышел из кухни.
— Ой, Альфредо ждет соль,—вдруг всполошилась соседка и удалилась.
— Самый худший глухой тот, кто не хочет слушать,--пробормотал Анджело, снова принимаясь за газету.
— Что ты сказал? — спросила Роза.
— Ничего.
— Она — хорошая женщина.
— Разве я говорю, что плохая?
У умывальника Примо старательно оттирал ладони пемзой.
Анджело и Роза уже сидели за столом. Роза громко позвала:
— Примо!
— Иду, мама.
Он провел расческой по волосам и вышел к столу. Ели молча. Роза вопросительно посмотрела на сына.
— Голоден, Примо?
— Что ты, мама, сыт.
— Знаю, как ты сыт.
Она вынула из шкафчика кусочек сыра пармезан, завернутый в чистую тряпочку, разделила его на две части и положила на тарелку сыну и мужу.
— Кушайте.
Анджело молча разделил свой кусочек на две части, одну положил на тарелку жены. Примо покосился на отца, улыбнулся и сделал то же. Роза, казалось, не заметила их манипуляций. Когда оба кусочка исчезли в энергично жующих ртах, Роза завернула лежащие у нее на тарелке остатки сыра в тряпку и положила в шкафчик.
— Это не по правилам игры, мама! — воскликнул Примо.
— Игра!..— вздохнула Роза. — С утра до вечера я играю, чтоб на столе что-нибудь было... Опять приходил синьор Мазетти, велел передать, что если мы надумали, то он согласен дать за портрет хорошую цену.
— Что он ходит без толку! — вскипел Примо.— Пошли-ка ты этого синьора к черту. Ведь ему сказали: портрет русской мы сохраним в память о дедушке. И не продадим. Никогда.
— Кто знает...— протянула Роза.
Примо подозрительно взглянул на мать, вскочил из-за стола, вышел и вернулся с акварельным портретом в руках. Спокойно и внимательно с портрета смотрела молодая женщина с нежным овалом чуть удлиненного лица. На плечи женщины была накинута черная шаль, которую она придерживала изящными руками. Женщина была красива, но прежде всего обращали на себя внимание непринужденность и естественное благородство ее облика.
— Пусть портрет будет в моей комнате.
— Пусть,—легко согласилась Роза.—Только где ты его повесишь? В твоей комнате даже мухе сесть некуда.