Со своей стороны Михаил II понимал, что России быстрое сближение с Англией сейчас совсем не нужно. Некоторая нормализация отношений, конечно, не помешает, но не за счет пренебрежения интересами России. И уж тем более ему сейчас не нужен был союз с британцами. Те всегда готовы повоевать со своим врагом чужими руками. В данном случае русскими руками с Берлином. Но России то это зачем? Да, Британия вышла из своей «блестящей изоляции», но это еще не повод бежать ей навстречу. И чем дольше продлится период неопределенности, тем Российской Империи лучше. В идеальном варианте вообще было бы неплохо как-то сгладить противоречия в Европе, но в то, что это удастся, верилось с трудом. А вот если попытаться запутать отношения в Европе с помощью заключения двухсторонних договоров, то их потом быстро не распутать. Да, Россия в начале 90-х годов прошлого века приняла на себя обязательство не заключать с Германией договоров, которые направлены непосредственно против Франции. Но вот ничего подобного в отношении Лондона царь никому и никогда не обещал. И обещать не собирался. А ежели удастся постепенно договориться с немцами о некоторых шагах совместного противодействия Англии, то потом британцам придется делать намного больше уступок России, чтобы русские отказались от блокирования с немцами против них. Как говорится, все имеет свою цену. Впрочем, также было очевидно, что никакого полноценного союзнического договора с немцами тоже пока быть не может, поскольку интересы Германии и России пересекаются во многих вопросах и местах, где найти компромисс скорее всего просто не удастся. Но это ладно. Даже частичное совпадение интересов и ограниченный договор — это тоже ценно. Да и конфликтовать с немцами теперь просто не было никакой нужды. И в этом русские интересы совпадали с германскими. К тому же если о чем-то реальном удастся договориться с Вильгельмом, то это рычаг воздействия не только на англичан, но и на французов. И весьма немалый. А это тоже очень ценно. Вот в такой обстановке и протекали русско-германские переговоры на высшем уровне.
Кое о чем договориться удалось сразу. О других вопросах договорились позже после взаимных уступок. Но значительная часть вопросов так и осталась не разрешена. Каждая сторона всячески поощряла протекционизм в собственной экономике, поэтому Вильгельм категорически отказался что-либо менять во вступившем в действие таможенном договоре. Впрочем, Михаил на иное и не очень рассчитывал. Попытку пересмотра он сделал, но, увы, не сложилось. Также ни о чем не договорились и по так начатой немцами железной дороге Стамбул-Багдад. Ныне интересы Германии и России непримиримо сталкивались в случае ее прокладки сразу в четырех местах. В районе Проливов, в районе русского Закавказья и в районе Персии аж в двух местах. Немцы были не прочь построить ответвления данной железной дороги в этих направлениях, но России такие германские желания были абсолютно не выгодны. Да и вообще у немцев с этой дорогой пока не ладилось категорически. Для ее постройки Оттоманская Империя должна была гарантировать концессионеру коммерческую выгоду от ее использования. Сделать это можно было бы, только за счет увеличения турецких таможенных тарифов, которые составляли всего 8 %. Но сами османы поднять ставки тарифов не могли, поскольку финансы Оттоманской Империи находились под внешним управлением. От России, как и от Англии вопрос османских таможенных сборов зависел напрямую. Но ни России, ни Англии дорога Стамбул-Багдад была совершенно не нужна, тем более, что немцы уже начинали подумывать о прокладке железной дороги от Вены к Стамбулу в обход всех балканских стран только через территории Австро-Венгрии и Оттоманской Империи. Так что в этом вопросе уже Вильгельм II вынужден был довольствоваться категорическим русским отказом.