Я не видел их, слышал только голоса, и мне было страшно, что мои подозрения подтвердятся.
– Нет, Жень, поздно. Я люблю Гордея.
– Любишь? Такого мне ты никогда не говорил.
– Прости.
Женя уехал, а я продолжал стоять. В тот момент я поклялся себе, что больше никогда не буду сомневаться в Тимофее. В тот год мы вместе поехали в Париж. Волшебная неделя вдвоем в городе любви!
Родители Тимофея уехали к бабушке в Белоруссию на две недели. И он позвал меня пожить у него. Хотел проверить, комфортно ли нам будет житься как семье, как супругам.
– Мы же в Лондоне и Париже жили вместе.
– Это не то. Это отдых. А тут будни.
Конечно, я согласился.
Собирались ли мы рассказать про нас родителям? Нет. Мы планировали окончить университет, и вместе уехать в Москву. В дальнейшем мечтали перебраться в Европу, в идеале в Париж. Мы представляли себе, какой у нас будет домик в пригороде, какую мы заведем собаку и кошку, как будем путешествовать, купим еще один дом, например в Италии. И будем бесконечно любить друг друга…
Почти за две недели мы привыкли друг к другу. Мы смотрели фильмы, вместе читали, готовили еду, убирались. Однажды вечером Тимофей, обнимая меня, произнес:
– Мне страшно оттого, что скоро это все закончится. Я умру без тебя.
– Не закончится. Мы же вместе.
Мы сами себя загнали в ловушку. В прекрасную, идеальную, двухнедельную семейную ловушку. На меньшее мы уже не были готовы соглашаться. Но послезавтра вернутся родители Тимофея, и завтра я должен уехать…
Настало последнее утро…
Они вернулись на день раньше, вошли в комнату и увидели два обнаженных тела спящих в обнимку. Их сын и его однокурсник, положительный мальчик Гордей – так они меня называли и всегда ставили Тимофею в пример. Рекомендовали со мной завести дружбу.
Начался ад, которому не было ни конца, ни края.
Они сообщили о нас моим родителям. Нотации, скандалы, вопли. Мой отец не сказал ни слова, был солидарен с разгневанной матерью. Нас встречали после университета и сразу везли домой.
Университет – место, которое раньше было пыткой, стало спасательным кругом. Только там мы виделись и по несколько часов в день проводили вместе в кабинках туалета. Остальное время мы переписывались или созванивались. Несколько раз мать заставала меня за разговором и отбирала телефон.
Как же они не могли понять? Мы не делали никому ничего плохого!
Родители таскали меня в церковь, теперь выбора у меня не было. Они сажали меня в машину и везли. Дома мать пихала молитвослов и заставляла часами читать его вслух. Как будто это могло что-то изменить.