Огромные жёлтые листья ковром покрывали траву, по которой сейчас уже домовитые хозяйки козлов подводили к своим козочками. Буйство красок осени только добавляет романтики в начало нового года. Новый урожай, новая любовь… Всё новое. Ещё не закончился гон оленей, и по лесам слышны их трубные зовы к началу турниров. По горам скачут козы в охоте, жаждущие любовных утех. Люди пьют вино и думают о семье. Сколько сейчас свадеб играют… Юноши и девушки стараются уединиться парочками… Красивое и весёлое время.
Прошедший поутру дождь намочил яркий ковёр осенней листвы, и они шафрановыми бликами, подобно уменьшенным солнцам, светились среди травы. Это вызывало какое-то радостное тёплое чувство, сходное с праздником.
Фифа уже успел прогуляться по мокрому лесу, даже грибов набрал — пищу богов. Завернув свой улов в куртку, чтобы не помялись, отправил домой. Мать их куда-нибудь добавит для вкуса. В одной вязаной хламиде было всё же холодно. А он ещё голову намочил дождевой водой прям с листьев. Опять замёрзнет.
Хотя когда лил холодную воду на голову, было очень приятно. Прохлада волшебными дождевыми каплями обволакивала голову, струилась по волосам. Вот теперь они сохли на всё ещё тёплом солнце. Лучи после дождевой воды волосам придадут приятный золотистый оттенок. А то Фифа уже заметил, волосы начинают темнеть, а этого ему не хотелось. Да и куртка, уехавшая вместе с грибами… Поленился домой зайти, отнести «пищу богов», вот теперь и мёрзнет.
Коготь повёл его почти за город в так называемый квартал бедноты. Там стояли брошеные дома, которые так и не удосужились снести.
Их возводили быстро, на скорую руку, когда из Пеонии хлынула волна беженцев от войск ахеменидов. По той территории враги прошли с особой жестокостью. Женщин угоняли в рабство, мастеровых на строительство столицы Персополь. Эгейцы тогда отделались меньшими потерями. Но и сейчас они платят дань. Пеония вошла в состав эгейских земель, и теперь дань у них совместная. Беженцы уже расселились, устроились, как смогли, и вот времянки стоят пустыми. Полуразвалились, покосились, но ещё держатся. Вот здесь и ютится городская нищета, здесь же тайный люд имеет своисхроны. Даже Фифа, пасущийся на рынке, общающийся со спекулянтами и контрабандистами, в этой части города был впервые.
Нельзя сказать, что здесь была грязь или нечистоты, но вот дух какой-то пустоты и отчаянья, казалось, был впитан этими развалинами. Возможно, беженцы оставили все свои страхи, боль в этом месте прежде чем начать жизнь заново. И руины наполнились страданием людей, сохраняя в себе эту память.