Сему же мудрецъ поверивъ и, по обычаю, отпусти его.
По совершении же стола въ последней яди принесоша, дыню велми великую, яко едва мощно человеку подъяти. И, по обычаю, поставиша на столе.
Вопроси португалской мудрецъ, глаголя: «У отца твоего сицевы бывали ли дыни?»
Отвеща ему брандебурской мудрецъ, рече: «Якоже прежде, и ныне реку ти: не помню того. Аще ли волиши — вопроси слуги моего: весть или не весть он?»
Сему же бывшу.
Вопроси же португалской мудрецъ слугу о дыни. И рече слуга: «У господина нашего, у его отца, вящи сих бывали дыни. Некогда, пре множестве гостей, даде дворецкому своему ножъ свой, яко да часть некую изрезав от дыни, принесетъ. Сему же бывшу. И егда выреза часть, яко бы осмую точию, и абие некако упусти из рукъ нож внутрь дыни. И убояся господина своего велми, яко да того ради ножа мучити его будет, понеже бес того ножа никогда не кушивалъ, от великаго страхования и боязни остави часть дыни и, обнаживъ себе от обычныя одежди, и ринувся в дыню, да тамо либо утонетъ либо ножъ сыщет. Поведанное же бысть господину нашему, абие самъ со многи гостми прииде видети, и повеле кричати гласомъ великимъ, яко да услышитъ глас, да изыдетъ, и не бе ничтоже. Вскоре повеле добыти колокол во пятьдесятъ пуд весомъ и на тое дынную утлину[1680] повесити, и звонища жестоко[1681] и едва в другий день на колокольны звонъ изыде, нося съ собою и ножъ. И тако свободися от гнева господина нашего».
Слышавъ же сия, португалской мудрецъ велми дивися и рече: «Ни в писаниихъ о толикихъ дыняхъ читал, ниже[1682] слыхалъ».
По отъядении же повеле португалской мудрецъ единому от служащихъ своихъ принести капусты кочанъ. Еже и бысть. И бе велми великъ видети.
Вопроси брандебурского мудреца, глаголя: «У васъ, во Брандебурии, сицевы велицы кочаны капусты бывают ли?»
Отвеща ему брандебурской, рече: «Азъ некогда в преезде ехалъ, видехъ пятисаженую избу, покрыту яко некакою тонкою кожею, и вопросих, чем она покрыта. Отповедали намъ, яко капустным листомъ. И азъ сему не поверилъ: вемъ, яко капуста такова величествомъ не бываетъ. Они же, креплящеся[1683] тако быти, показаша ми для истиннаго уверения и целый кочань. И бе видети велий, яко храмина великая, и от сего уверихся истинно.
Португалской вопроси: «Можешь ли познати единовозрастных и единоодежныхъ отрочат, да бы разумети мужеский полъ и женский?»
Отвеща брандебурский: «Дивлюся о семъ, яко бы о некоемъ мудромъ вопрошаеши! Повели убо среди двора своего или храмины просыпати нечто ко угождению малымъ детемъ и повеле имъ разсыпная збирати, да ту разумееши кое мужеский или женский полъ».