Господи, маленький, как же так? Шесть недель…
Прикрываю глаза и сглатываю горечь во рту. Шесть недель, пока я находилась в аду во мне зрел плод. Качаю головой, все еще шокированная происходящим.
Как же ты выжил, малыш? Что нам теперь с тобой делать?
В носу щиплет, а в горле нарастает болезненный ком. Боже, какой кошмар… я зарываюсь лицом в ладони и начинаю рыдать, вынуждая врача прервать узи.
Хаджиев ведь вышел тогда из меня. Вышел же? Неужели он не успел? Чертов мерзавец! Как же так? Я не хочу всего этого. Не хочу родить малыша в этом аду. Не хочу, чтобы маленькое беззащитное и ни в чем неповинное дитя подвергалось опасности вместе со мной.
— Доктор… — всхлипываю и убираю ладони от лица, пытаясь разглядеть мужчину сквозь завесу слез. — Нельзя… Я не могу позволить родиться этому ребенку… Я…
Хочу сказать ужасное слово аборт, но язык не поворачивается.
Внезапно из памяти всплывают грубости, которые я слышала в детстве от родной матери. Они как удары электрического тока, безжалостно хлещут меня: «Лучше бы я сделала аборт», «Чтоб ты сдохла, мелкая дрянь», пока не раздается громкий бас…
— Тебе никто и не позволит его оставить.
Вздрагиваю, замечая нагло стоящего на пороге Айюба, и тут же свожу ноги. Ублюдок бесцеремонно пялился прямо туда.
— Выйди! — шиплю на него, но получаю совершенно противоположное и он лениво шагает прямо ко мне.
— Мне выродок Хаджиева нахер не нужен.
Почему-то сейчас от его жестокости мне хочется свернуться в калачик и исчезнуть.
— Простите, господин Шабазов, — серьезным тоном начинает врач, привлекая к себе внимание Айюба. — У девушки нарушен гормональный фон и отсутствует яичник, в данном случае аборт может сделать ее бесплодной. А сейчас ей нужен покой и рациональное питание, чтобы устранить причины анемии. Иначе со временем она приведет к большим проблемам со здоровьем. Если девушка нужна вам живой, советую следовать моим рекомендациям.
Врач замолкает и я замечаю, как лицо Айюба становится пугающе мрачным. Хладнокровным. Я и сама еще не могу поверить в то, что только что услышала. Внутри все сжимается и замирает в ожидании.
— Сообщите, когда я смогу забрать ее, — разрезает стальным тоном воздух. И меня вместе с ним.
Ничего хорошего мне это не сулит.
И я практически сразу убеждаюсь в этом.
Даже не взглянув на меня, Шабазов вылетает из кабинета с грохотом двери.
Ублюдок злится.
Под гнетом мыслей я совершенно не замечаю, как оказываюсь в палате, где обнаруживаю на тумбе металлический поднос с едой. Но после недавних событий аппетит окончательно подавлен.
Голод уже стал мне родным.