Ненавижу, ненавижу, ненавижу!
Резким ударом он выбивает нож из моей руки и снова хватает за горло, толкая спиной в стену.
Во рту вмиг все пересыхает.
Тяжелая тишина не дает дышать обоим. Пока ее не разбивает до раздражения спокойный голос Хаджиева.
— Надо было убить.
— Ты… ты… чудовище, — с запинкой шепчу я.
— Я никогда этого не скрывал, — опаляет мои губы горячим дыханием, после чего он резко хватает меня под руку и не церемонясь волочит за собой как мешок, который нужно утилизировать.
И последнее, что я замечаю… лежащее тело Павла.
— Марат, так нельзя! — кричу, упираясь одной рукой в стену. — Нужно вызвать скорую!
Только делаю хуже себе.
Грубым рывком Хаджиев вышвыривает меня в подъезд. Отдышаться не успеваю, как чудовище уже вновь рядом.
— Замолчи, Тата!
В ответ я лишь плотно смыкаю челюсть.
Ноги не слушаются, путаются в длинном подоле, но я упорно преодолеваю ступень за ступенью, прежде чем мое тело силой запихивают в салон машины, и единственный путь отступление уничтожает громадная фигура Хаджиева, который без заминки залезает следом.
Хлопок дверью и машина срывается с места.
Только что моя жизнь вновь превратилась в гребаные американские горки.
Шок все еще охватывает каждую мышцу в собственном теле, но я не свожу взгляда с Марата. Просто напросто не могу этого сделать.
Он испускает глубокий вздох и откидывает голову назад, вот только его напряжение скользит во всем. Тяжелое дыхание. Мышцы, выступающие буграми под мокрой рубашкой. Пальцы, с хрустом сжимающиеся в кулаки. И голос, такой низкий и до жути тихий…
— Что мне сделать, чтобы вырвать тебя из под кожи?
Сердцебиение беспощадно учащается.
Убить. Вот, что тебе сделать, подонок ты проклятый!
Марат словно слышит мои мысли, неспешно поворачивает голову и выполняет мою просьбу, только глазами. Уничтожает даже не касаясь. А потом резко протягивает ко мне руку, но я отшатываюсь от него как от огня.
Издав гортанный рык, он со звериным натиском заламывает руки мне за спину, тут же усаживая к себе на колени.
— Ведьма, — утыкается носом мне в щеку. — Что ты со мной делаешь?
Молчу. Злюсь на себя. На него. До боли стискивая зубы.
Как вдруг Марат отстраняется и я едва успеваю схватить последние мгновения кислорода, прежде чем он вновь забирает у меня эту возможность.
— Они мои, — сминает мои губы большим пальцем, — ты поняла?!
Дергаю голову в сторону.
— Зачем они тебе? — огрызаюсь. — Ты ведь даже не целовал их никогда.
— А ты хотела этого?
Впиваюсь в него взглядом.
— Когда-то, — отвечаю честно, без зазрения совести. — Когда ты был еще человеком.