Негативы (Дессе) - страница 70

– С чего же все началось?

И. С взрыва божьей петарды. После появился человек, я. Было утро, прозвенел будильник, человек встал. «Пора идти в университеты» – думаю. Идти… (Оттягивает нижние веки.) Нелеп идущий человек. Нелепее его тот, кто идет и не подозревает о том, насколько он нелеп. Обернутые полиэстером, джинсой, шелком или, скажем, парусиной, ножки болтаются взад-вперед, опираясь о чей-то горизонт. Неестественное это дело – ходьба. Зачем мне идти в университеты, подумал я. Человек по природе своей инертен. Ему положено быть обездвиженным. Он в статике прекрасен.

– То есть, вы считаете, что в вашем пребывании здесь наркотические вещества сыграли незначительную роль?

И. Вовсе никакой. Дело в том, что быть счастливым уже преступно. Только я преодолел пелену страха, тоски и недовольства, как оказался здесь. Не так важно, что тебя осчастливило. Например, яркое любовное переживание по всем статьям опаснее веселящей фармацевтики. Так много здесь обыкновенных жертв Амура.

– Поэтично звучит.

И. Талант поэта весь в подражании безумству. Гинзберг и Бродский, например, поддерживали имидж чокнутых гениев. Только им не приходилось жить с этим перманентно. Достаточно играть на публику, чтобы лучше продаваться и не помереть с голодухи.

– А вы пишете? Вообще – как коротаете деньки?

И. Пишу, но не стихи. Мертвая форма. Тех, кто ею еще записывает свои мысли, нужно разместить здесь же. Выделить поэтам-современникам специальное отделение и лечить лоботомией. Что до досуга, то нет ничего занимательнее углов. Могу смотреть на них часами. Три плоскости сходятся в одной точке невероятно гармонично. Сочетание штукатурки и побелки само по себе достойно внимания, но углы – это нечто волшебное.

– В удивительном мире живем.

И. Удивительном и шарообразном. Не в смысле планеты, а мира вообще. Ведь все крупные космические тела круглые, разве нет? Звезды и галактики – это намек, что у краев вселенной нет острых углов. А жаль…

Письмо И.

И. любезно предоставил нам свою творческую сокровищницу – тетрадь, исписанную микропрозой, где покоился этот замечательный ее образчик:

Неслыханный случай! Гильотина народа отрубает голову королю! Не успевает она упасть в корзину, как герольд запрыгивает на лобное место и объявляет: «Король мертв!»…

В народе тут же идет спор. А король ли умер? Нет у люда такой власти – королей линчевать. И пусть даже и король, умер ли он до объявления герольда? Ведь не может дух покинуть тело так скоро. Уж глашатай понял, что дело неладно, спрыгнул и скрылся прочь. А народ гудит. Народ полемизирует. Народ верит, что в споре рождается истина. Неглупый народ. Что ни голова – то самозванна знать. Мне их галдеж – отрада. И спорят дураки. Я занят делом поважнее. Я этот спор определил. То ремесло не из простых – им тему задавать, но не участвовать в молве. Столпились пустозвоны, но не я. Голова еще живого короля.