– Так, друзья! Вот тут, на этом самом месте, начинается младо-анархизьма.
Абрикосовое Мыло, Башка и два бойких малыша, Витя Кровушкин и мсье Жопэн, стояли напротив огромного продуктового вундермаркета.
– Теперь заходим внутрь и действуем быстро.
Они миновали автоматические ворота, которые давно сломались и все время стояли отворенными, и оказались внутри. Абрикосовое Мыло уверенно шагал в отдел, который его интересовал. Малыши стройной линией следовали за ним.
На полках размещалось множество картонных коробок с порошковым молоком, а еще с соками разных сортов, марок и видов. Колбасы не было – она вся находилась в телевизоре.
– Смотрите и запоминайте. Основа основ. Художественно-политическая диверсия.
Абрикосовое Мыло обвел рукой полку на уровне своей груди. Полку, заставленную коробками с томатным соком. На двадцати одинаковых коробках безымянный художник изобразил счастливого, хохочущего, лоснящегося здоровьем малыша. Такого чистого малыша нельзя было найти в настоящем детском мире.
– У, падла, папенькин сынуля. Смотреть сюда! – Абрикосовое Мыло вынул из кармана шило с деревянной рукоятью.
На каждую коробку он тратил не более трех секунд, нанося по два точных быстрых удара, точно туда, где находились глаза мальчика с фотографии. Таким образом, очень скоро все двадцать одинаковых бумажных мальчишек кровоточили струями томатного сока из глаз. Эти красные струи били с почти одинаковой интенсивностью и лились на пол магазина.
– Теперь уходим. Быстро!
Когда диверсанты скрылись, двадцать одинаковых мальчишек так и остались кровоточить в тишине ряда. Первые коробки кончались быстрее, последние держались несколько дольше.
На улице бойкий малыш Витя Кровушкин спросил наставника:
– А почему «художественно-политическая»?
– Что?
– Почему ты сказал, что это «художественно-политическая акция», а не просто «диверсия»?
– Сколько лет, шпингалет?
– Семь.
– Мал еще.
– Есть!
От Красной и до Советской улицы бороздил белый микроавтобус корейского производства, внутри сидела подпольщица Полоска Света и скандировала в микрофон. Из динамиков на крыше, вместе с раздражающим шипением, доносилось: «Вам не нужно оправдывать родительских надежд, вы никому ничего не должны! Долой потерю невинности! Долой зрелость! В топку взросление! Требуем суда! Не давайте себя наершивать! Никаких пропердулек! Долой пусечки и кульки! Никакого полового взросления! Жги крыс! Строй штаб из грязи и палок!»
Абрикосовое Мыло поводил Башку по гаражным переулкам, намотал осторожных кругов, прежде чем они подошли к блат-хате. В самом конце кооператива, в сыром тупике, подпольщики организовали нечто вроде кафе. Втайне от интеллектуального большинства в нем собирались латентные интеллектуалы. В этом кафе они свободно могли заниматься «свободным творчеством»: петь друг другу песни собственного сочинения, снимать кинофильмы на смартфон, придумывать новые толкования Священному Писанию, изобретать дзенские коаны, всячески постигать дао и, куда же без этого, придумывать, как можно обустроить общество вокруг себя. Кодовый замок на двери представлял из себя панель с разнообразными кнопками-эмодзи. Абрикосовое Мыло набрал код для попадания внутрь: «ракета-ракета-НЛО-НЛО-велосипед-самолет-самолет-бег-бег-мартини». Дверь запищала, приглашая заговорщиков пройти.