Заканчивал Галыш рассказ под общий хохот. Мне показалось, что даже вода в озере всколыхнулась. А мои охотники уже на перебой рвались поведать каждый свою истории, хотя героями этих историй часто бывали вместе.
Я молчал. Сегодня я только слушал.
Мы так и не подстрелили ни одной утки. На утренней зорьке охотники снова встали по берегу озера, снова вглядывались в небо и снова безрезультатно. А я спал. Закутавшись в одеяло и прислушиваясь сквозь сон к зову манков, я разговаривал с Анной.
— Здравствуй.
— Здравствуй.
— Как дела?
— Прекрасно.
— Я видел, как ты шла по улице…
— И что?
— Я пытался догнать тебя. Я пытался. Понимаешь? Мне нужно было спросить тебя, очень нужно было спросить… Это так приятно идти рядом с тобой. Почему ты молчишь?
— Ты никогда меня не догонишь.
Я чувствовал, как теплота её присутствия согревает мне плечи, а слова давят на грудь камнем, и это сочетание — теплота и камни — всего меня наполняли тоской, и я понимал, что если не проснусь, то камни будут давить сильнее и, в конце концов, раздавят меня. Но заставить себя открыть глаза я не мог, не хотел…
Разбудил меня Лёха.
— Ром, ты чего стонешь? — Он стащил с меня одеяло и потряс за плечо. — Кошмары снятся? Просыпайся, ехать пора.
Я поднялся. Камни продолжали давить, но только теперь я чувствовал их тяжесть в полной мере. Первая и единственная мысль, которая поселилась в моей голове, была — сдохнуть. Сдохнуть, чтобы всё это исчезло. Это напомнило мне время расставания с бывшей женой. Аналогичные чувства, аналогичное желание. Но тогда всё закончилось пятидневной пьянкой и огромным костром на берегу озера. А сейчас… и костёр-то уже погас, и водки выпили чуть. Мне бы снова уснуть, забыться, спрятаться от жизни, от мыслей, от всего.
— Перекуси, Ром. Скоро домой поедем.
Лёха показал на остатки вчерашнего ужина. Как много осталось, надо же, а я боялся, что не хватит.
— Спасибо.
Я подсел к кострищу, положил на хлеб кусок колбасы, стал жевать. Серёня протянул мне бутылку воды, я запил, взял огурец. Еда шла мимо сознания. Я ел, но не чувствовал ни вкуса, ни желания есть. Ребята закладывали вещи в «уазик», а я смотрел на них вяло и без интереса. Даже думать ни о чём не хотелось. Я так и просидел с куском хлеба в руке, пока Лёха не сказал, что пора уезжать.