— Папочка, почему тебя так долго не было?
— Как почему? — удивляется генерал, — я ж командующий. Знаешь, сколько у меня красноармейцев?
— Сколько? — в предвкушении услышать поднебесной высоты число раскрывает глаза девочка. Борька и жена рядом готовятся хихикать. Эта игра уже становится традиционной.
— Много, Адочка! — веско и с таким видом, будто «много» это вполне себе конкретная цифра.
— Ну-у-у, па-а-а-п! — заныла дочка.
— Тебе точное число надо? — «догадывается» генерал, — если скажу: восемьдесят две тысячи пятьсот двадцать четыре человека тебя это устроит?
Усиленно кивает головой, страшно довольная.
— Хорошо. Восемьдесят две тысячи пятьсот двадцать четыре красноармейца и командира у меня в подчинении, — генерал ласково гладит девочку по пушистой головке. Ей всё равно, для неё разница между восьмьюдесятью и восьмистами только в одной маленькой цифре на бумажке. А военную тайну генерал даже дочке не скажет.
Жена просто улыбается, Борька фыркает. Ада смотрит подозрительно.
— А ты меня не обманываешь? — и взгляд пронзительно испытующий, как у энкавэдэшного следователя. Генерал делает честные глаза.
— Точно-точно?
— Ну, дочка. Как это может быть совсем точно? Кто-то выбывает, срок службы закончился, кто-то прибывает, кто-то заболел и лежит в госпитале, кто-то уехал в командировку. Численность личного состава меняется постоянно, — официальным голосом заверяет сказанное генерал.
— Ада, ты что, немецкий шпион? — сужает глаза Борька.
— Щас как дам! — замахивается на него Ада. Жена легонько хлопает Борьку по затылку.
Хорошо дома! Наблюдая за генералом, сам душой отдыхаю, сознательно и не без усилий отгоняю все заботы. Всё по боку. Красноармейцы, не умеющие атаковать, отсутствие бронебойных боеприпасов, радио, которое не передаёт, а только травмирует уши героев, рискнувших ими воспользоваться. Всё к чертям собачьим!
Зато вечером, после девяти, когда жена пошла укладывать дочку спать, настаёт очередь Борьки.
— Пап, я всё понимаю, военная тайна и всё такое… — мы сидим на кухне, чаи гоняем. Генерал с наслаждением выпускает последнюю струйку дыма. Как он от этого удовольствие получает, не понимаю, хотя сам его чувствую.
— Но мне надо знать точно… — опять пауза, — немцы на нас нападут?
— А если и нападут, то что? — момент напряжённый, Борька напрягшийся, генерал и я сознательно снижаем градус.
— Ну, как что? Мы дадим им отпор? По радио всё время говорят про войну малой кровью и на чужой территории, но…
— И что «но»? — лениво заинтересовывается генерал.
— Ты всё время мечешься туда-сюда, дома не бываешь, озабоченный ходишь, вот я и думаю…