Вереск нервно сглотнула и схватилась за задвижку.
Я должна это сделать. Должна!
Рывок. Затвор лязгнул, заскрежетал, но покорился. Дверь издала скрип, похожий на вопль обезумевшей баньши, и взору Вереск открылась...
Лестница?
Это определённо была лестница.
Длинная винтовая лестница, стёртые ступени которой вели далеко вниз, в темноту, отливающую красноватыми бликами.
Вереск застыла, приоткрыв рот, и минуту созерцала этот путь в багряную мглу. И вдруг мгла заговорила... Из глубин донёсся крик, полный боли и такого отчаяния, будто кого-то заживо разрывали на части.
Вереск шарахнулась. Попятилась, оглушённая страхом, и едва не завизжала, когда поняла, что за спиной кто-то стоит.
Это она! Она! женщина без лица! Она пришла за мной!
– Что с вами, дитя? – Милда смотрела так, как не смотрела никогда: с беспокойством и неподдельным участием. – Что стряслось?
Что стряслось? Как это, "что стряслось"? А как же крик? Душераздирающий вопль, от которого даже стены дрогнули?
Она ничего не слышала, – с ужасом поняла Вереск и вновь повернулась к тайному ходу, выше поднимая свечу.
Лестница исчезла. Вообще всё исчезло: за распахнутой дверью темнела глухая каменная кладка. Застарелая, но добротная – не пробьёшь.
– Тут, говорят, он её и замуровал, – понизив голос, сообщила Милда.
Вереск вздрогнула и дотронулась до стены, не веря глазам.
– Она была красивая, словно богиня и похотливая, точно суккуб... – продолжила служанка. – Князь Тито застал супругу, когда та ублажала одновременно двух его старших сыновей, что приходились ей пасынками. Жуткая история, да?
– Ж-жутукая... – кивнула Вереск. – А что князь сделал с сыновьями?
– Не знаю, – пожала плечами Милда. – Никто не знает. Но, думаю, ничего хорошего, ведь Мейду унаследовал его младший сын – прадед нашего господина.
Никто не знает. Никто...
Вереск закрыла глаза, вспоминая отчаянный крик.
– Пойдёмте-ка отсюда. – Старушка взяла её под локоть и потянула. – Где-где, а уж тут милорда точно искать нет смысла. К слову, у леди Арабеллы я не обнаружила никаких следов его пребывания.
Ветер крепчал. Волны пенились, вздымались и, грохоча, разбивались о прибрежные скалы. Из пролива Безмолвия к Рассветной бухте тянулись прозрачные руки тумана. Свинцовые тучи, словно дикие мустанги, неслись по небу.
– Ну что? – Вереск тщетно пыталась перекричать рождающуюся бурю.
– Ниче-его-о! – отозвался Горий, и эхо повторило его слова. Пламя факела скупо осветило сухое дно заброшенного колодца. – С чего вы вообще взяли, что он тут?
– Не знаю, – крикнула Вереск, и слова её проглотил шторм. – Теперь надо обыскать пляж.