– Что?
– Обыскать пляж!
– Что? – лакей наклонился так близко, что чуть не спалил волосы.
Отстранившись, Вереск пальцем указала, куда следует идти. Горий кивнул и бодро заковылял на запад. Сама же Вереск отправилась на восток.
Платье промокло. Шаль не спасала от холода. Ноги вязли во влажном песке, а в туфли набивались камешки и осколки ракушек. Море плевалось солёными брызгами, и факел то и дело норовил угаснуть. Вереск брела целую вечность и остановилась, только когда начала задыхаться: порывы ветра становились всё сильней и сильней.
Валуны вдалеке казались спящими чудовищами. Спокойные среди бури, они темнели на фоне серого неба. Вдруг от одного из камней отделилась тень. Шатаясь, она медленно двинулась вперёд.
Вереск прищурилась и крепче сжала факел.
Ладимир! – поняла она, чувствуя, как сладко заныло сердце. Вереск улыбнулась, готовая броситься навстречу, но... не сделала и шага: князь был пьян. В стельку.
Милостивые небеса, да его же ноги не держат! – нахмурилась она, глядя, как Ладимир, спотыкаясь, выделывает зигзаги.
Вереск стало противно. Полсотни красавиц добиваются его расположения, а он... Он...
Ведёт себя, как капризный мальчишка!
– Мы всюду ищем вас, милорд! – крикнула она как можно строже. – Но вы, похоже, ни во что не ставите ни своих людей, ни своих...
Она осеклась.
Ладимир подошёл достаточно близко, и Вереск увидела, что он бледен до синевы. Князь крепко прижимал руку к левому боку, а под ладонью расползалась огромная кровавая клякса.
– О! – воскликнула Вереск и кинулась к нему. – Вы... О, небеса! Вы ранены!
Князь не ответил. Закатив глаза, он мешком повалился на мокрый песок.
Глава семнадцатая
Тонкая игла так и норовила выскользнуть из окровавленных пальцев, но Вереск уверенно стягивала края раны, закрепляя каждый стежок узелком. Ладимир пребывал в глубоком забытьи. Он не очнулся, когда Горий и Лукаш погрузили его в повозку, не шевельнулся, пока Вереск, под причитания Милды, обрабатывала рану настоем грязецвета и ядрёным ромом, остатки которого удалось обнаружить в княжеских покоях. Ладимир потерял много крови, и это беспокоило Вереск больше всего. Хотя сама рана тоже вызывала много вопросов. Края её были неровными, рваными, словно какой-то дикий зверь впился в тело Ладимира острыми, как лезвия, когтями. На лбу князя, под непослушной вьющейся чёлкой, обнаружилась внушительная ссадина, а костяшки пальцев правой руки были ободраны до мяса.
Похоже, он влип в серьёзную переделку, размышляла Вереск, осторожно прокалывая кожу иглой. Шила она аккуратно и ловко, словно имела за плечами многолетний опыт и почти закончила, когда мышцы князя напряглись.