– Ах ты сукин сын! – прошипел призрак, и стена воды обрушилась на Ладимира. Когда вал схлынул, узкий каменный гребень оказался пуст: князя смыло в море. Вереск закричала и забилась в стальных объятиях, да всё без толку: монстр даже не заметил отчаянного сопротивления. – Никак не угомонишься? Пришло. Время. Умирать!
Молнии разорвали лиловое небо. Ураганный ветер скрутил свинцовые тучи, и смерч впился в тёмную воду, достигая самого дна. Обломки затонувших кораблей, полусгнившие скелеты, пустые бочки, ящики, оплетённые водорослями – всё поднялось в воздух и заплясало в леденящем душу хороводе.
– Пли-и-и! – проорал боцман, перекрывая вой ветра, и шлюпы откликнулись новой партией цепей.
– Ррх-а-а-а-арррхг! – ревел призрак, а тело его каменело, покрываясь трещинами.
Это не простые цепи, – сообразила Вереск. – Из-за них нечто теряет силу: даже шевельнуться теперь не может!
Она вскинула голову и ахнула: чудовище лишилось лица. Всех лиц. На месте глаз, носа и рта чернел гладкий блестящий мрамор. Корявые руки тоже стремительно покрывались каменной коркой. И только жуткая пасть на пузе продолжала скалиться и шипеть.
Но вырваться не удавалось. Совсем не удавалось. Вереск дёргалась почём зря: хватка становилась только крепче.
Оно задушит меня! – с ужасом осознала Вереск. – Или раздавит, словно виноградину!
"Помогите!", – хотела крикнуть она, но вдруг вспомнила – спасать её некому: Ладимира проглотили чёрные волны.
Он умер! Умер! Его нет!
Боль и страх смешались в гремучую смесь, которая плавила душу. Щёки жгло от слёз, горячих и солёных, как море. Рассудок заволокло туманом отчаяния.
Что делать? Что же теперь делать? Бороться? Зачем бороться? Зачем жить, если рядом нет его?
Сил кричать не осталось, и Вереск тихо застонала, когда монстр воздел длань к лилово-чёрному, искрящемуся от вспышек молний, небу.
У меня нет прошлого, – подумала она, чувствуя, как сознание погружается в тёмное марево. – И нет будущего. Мне незачем жить.
– Держись, Вереск!
Сердце едва не лопнуло: князь, мокрый, точно мерфолк, вскарабкался на верхушку скалистого рифа.
– Держись! – хрипло крикнул он снова. – Не смей умирать!
Каменеющий призрак повернулся на голос. Твёрдая корка на бесформенном теле захрустела, покрываясь трещинами. Пасть открылась, обнажая ряды острых акульих зубов.
– Т-ты? – Голос напоминал скрежет ржавой пилы. – Т-ты с-сдох!
– Не спеши хоронить меня, тварь – Ладимир выпрямился во весь рост, широко расставив ноги. Буря трепала русые волосы и разорванную рубаху. В руке князь сжимал костяной охотничий рог.