Последний демиург (Хабарова) - страница 90

Мимо с рёвом пронеслась огромная железная коробка. Глаза коробки сияли холодным хищным огнём. Вереск едва успела отскочить в сторону, но тут из-за угла выскочила ещё одна коробка и с огромной скоростью рванула вперёд, а спустя секунду весь тракт заполнился здоровыми ревущими железяками, исторгающими ядовитый серый смрад.

– Страшно? – раздалось над самым ухом. Вереск ахнула, развернулась и обомлела: рядом стояла, сияя улыбкой, черноволосая девушка небывалой красоты. Белая мраморная кожа, казалось, светилась изнутри, смоляные волосы тяжёлыми волнами падали на плечи, синие глаза блестели.

Любой мужчина, увидев её однажды, влюблялся бесповоротно...

На девушке было скромное дорожное платье и тёмный плащ с глубоким капюшоном.

Вереск сразу поняла, кто перед ней.

– А ты крепкий орешек, – заявила знакомая незнакомка. Говорила она совершенно беззлобно, по-приятельски. – Сумела добраться сюда.

– Ты усыпила кракена, – догадалась Вереск. – Песней.

– Разумеется.

– И пришла сюда, чтобы... – Руки непроизвольно сжались в кулаки. – Чтобы убить Ладимира!

– Увы.

– Увы? – Захотелось залепить красотке пощёчину.

– Работа такая. – Девица склонила голову на бок и игриво подмигнула.

– Я... Я не позволю! – прошипела Вереск и шагнула вперёд.

– Хочешь драться? – усмехнулась красавица. – Как мило. А я-то хотела предложить тебе помощь...

Она нарочито глубоко вздохнула и надула пухлые губки.

– Помощь? – Вереск не кричала, но рычала. – Какую помощь ты можешь предложить? Ты... Ты отняла у меня всё, что мне дорого! Ты обманула Авана, разрушила Мейду и меня чуть не сожрала! А теперь заявилась в безмирье, чтобы погубить того, кого я люблю!

– Безмирье? Серьёзно? – В синих глазах заплясали чертенята, а губы дрогнули. – Это не безмирье, милая. Это – реальность.

– Реальность?

– Самая что ни на есть реальная реальность, – кивнула красавица. – Пойдём, я покажу тебе правду.

Она взяла Вереск за руку, и они взлетели. Взмыли в воздух и, невесомые, поплыли сквозь серое утро.

Странно это, стать бестелесным призраком, что легче облаков. Лететь, поглядывая сверху на мирскую суету и знать, что впереди тебя ждёт правда. Горькая, как сок болотного корня, и неизбежная, точно могила. Вереск не чувствовала страха, но ощущала обречённость, насквозь пропитанную тоской и отчаянием.

Внезапно она поймала себя на мысли, что вспоминает слова и названия. Асфальт, бетон, метро, проспект, машины, час пик, пробка...

Вдалеке серебром мерцала река. Её название вертелось на языке и песком скрипело на зубах. Короткое, ёмкое и родное, как имя матери. Вереск изо всех сил напрягала извилины, но название ускользало от истерзанной памяти, тонуло и растворялось в утраченном прошлом.