— Время тяжёлое. Непредсказуемое. Вдруг Прокурору в голову придёт, что я предатель.
— Па-ап? — протянул он, но уже намного строже. — А у него есть повод считать тебя предателем?
— Надеюсь, что нет, Гардо. Надеюсь, что нет.
Какое-то время они шли молча, и от внимательного взгляда Гарда не укрылось, что отец то и дело озабоченно сводит брови, и глядит куда-то сквозь пространство, словно напряжённо размышляя о чём-то.
Город был уже совсем близко. Если отец не хочет рассказывать о том, что его беспокоит, вряд ли он решится открыться даже под покровом ночи, а уж здесь, в городе, где даже думать громко нельзя, он тем более не станет. Но смутное беспокойство, которое поселилось в сердце Гарда, теперь не давало ему покоя. Надо во что бы то ни стало выяснить, о чём речь. Хотя бы для того, чтобы знать, к чему быть готовым.
На одной из центральных улиц их дороги разошлись. Отец пошёл в старшую школу, а Гард — в младшую, где собирались дети пяти-десяти лет от роду, и ещё не были способны противостоять его ментальной силе. Подростки были Гарду не по зубам, он прекрасно осознавал это, и потому даже не думал о том, чтобы работать под началом отца. Подростки — злые. И не знают границ собственной, ещё недавно раскрывшейся, силе.
Гард не дошёл всего квартала до школы, когда невольно остановился, глядя в сторону небольшого мёртвого дома. Стоявшая на пороге женщина с рыданиями упала на колени. Она то складывала ладони в умоляющем жесте, то тянула руки к ищейкам, которые застёгивали цепь на шее гладира средних лет. Он уже не сопротивлялся. Ничего не говорил. Его взгляд был пуст, воля полностью подавлена, и скорее всего даже течение мыслей в его голове было замедленно настолько, что он ощущал себя чем-то вроде камня.
Картина была страшная. Но привычная.
Ищейки вскочили на гнедых коней и, постукивая пятками по мощным бокам, неспешно пошли сквозь город, а скованный гладир безропотно шагал за ними следом. На самом деле, в цепи на его шее не было никакой необходимости, он и без того сделал бы всё, что они скажут, но в этом шествии присутствовала некая театральность, демонстративность, которой Прокурор говорил притихшим жителям города: вот, что происходит с теми, кто перечит моей воле. Вот, что происходит с предателями родины.
Проводив взглядом неприятную процессию, Гард повёл плечами, словно от холода, и поспешил в школу. Дети уже наверняка собрались в классе, и теперь скачут по столам, радуясь отсутствию учителя.
Лилия шмыгнула носом. Позволить себе показать слабость при Гарде она не могла ни в коем случае: ещё со школы всем было известно его отношение к проявлению слабости. Ему всегда нравились сильные духом девушки, а Лилия с трудом могла причислить себя к их числу. Она знала, как ему понравиться. Демонстрировать силу и независимость, уверенность в себе и целеустремлённость. Но почему-то ничего не получалось. Крепко взяв себя в руки, она со всей возможной уверенность врывалась в его комнату, но он в ответ лишь недовольно отворачивался. Она поставила перед собой цель стать идеальной женой и сыграть лучшую в округе свадьбу, но Гард избегал любых упоминаний предстоящей церемонии.