Нет, я понимаю, это всего лишь голый по пояс мужчина.
И в наш век культа тела и моды на всех этих фитоняшей, где что ни реклама или блокбастер, так у героев тела непременно как у богов. вроде бы ничего особенного, но всё же.
Я и не думала, что мужчина может быть настолько красив!
Вот только останавливаться на достигнутом, то есть на своей полу-обнажённости, коварный брюнет, похоже, не собирался!
Развернувшись широкой, в буграх мышц под гладкой загорелой кожей, спиной, он принялся расстёгивать и брюки!
Сглатывать больше было нечего, потому что в горле стремительно пересохло.
Зажмурившись, я опустила голову, чуть помотав ей. А когда открыла глаза, темнота, в которой я находилась, вдруг перестала быть таковой.
От моих ладоней поднималось мерное, розовато-голубое сияние.
Оно стекало прямо по воздуху, на колени, окутывало пространство по сторонам нежной мерцающей дымкой... Высвечивало из тьмы пиджаки на вешалках, а, может, и смокинги, подижь ты, и сложенные брюки... мужские.
Так я же в шкафу!
Большом довольно-таки, но в шкафу!
Можно было и раньше догадаться. И я бы наверняка догадалась, если б не загорелый брюнет, устроивший стриптиз!
Стоп.
А что я делаю в шкафу. к тому же не в своём, а у какого-то совершенно незнакомого мужчины?!
Мысль, вопреки всей своей разумности и уместности была какой-то вялой, ускользающей.
Внимание неудержимо влекло к раскрытым ладоням. То есть к чудесному разноцветному сиянию над ними. Сияние, как оказалось при детальном рассмотрении, исходило вовсе не от меня, а от прозрачного шара, что я держала в раскрытых руках. Его мерцающий свет был приятным, завораживающим. Впрочем, и тяжесть этого шара была приятной, и размер, и гладкие бока. вся эта светящаяся штука приятной была до невозможности, прям до розовых бабочек перед глазами!
Так бы всю жизнь держала и гладила.
Хорошо.
Показалось, что где-то вдали хлопнуло.
Окно? Дверь?
Ай, какая разница, у меня тут шар всё сильнее светится! И щекочется как будто. Причём изнутри щекочется! И где-то в районе лопаток. Там прям сладко так чешется!
Следом раздались шаги. Сопровождаемые странным цокотом по паркету.
Клац-клац. Клац-клац. Клац-клац.
Но всё это далеко и неважно, а шарик, родненький, красивенький, здесь и сейчас и ничего важнее его быть не может!
Если б не умопомрачительный брюнет, остановившийся на самом интересном, нипочём бы глаз от чудного шарика не оторвала!
А оторвав, сдавленно пискнула.
Даже не знала, что так тонко умею.
А всё потому, что, просунув морду в распахнутую дверцу моего шкафа, прямо на меня смотрел... смотрела... смотрело...