Что же ты творишь со мной, чертов больной ублюдок? Со мной, с собой, с нами всеми? Зачем ты смотришь на меня, а не на свою невесту? Почему я вижу в твоих глазах такое же желание коснуться, какое сжигает меня?
— Рада знакомству, мисс Паппини. Бонни, — я на автомате собезьянничала тон Кея и протянула руку больному ублюдку.
В этот момент я ненавидела этикет, ведь мне придется как-то пережить это прикосновение и не позволить себе ни заплакать, ни обнять его… ничего. Ни-че-го! Только вежливая улыбка, подобающая леди при встрече с другом семьи.
И в то же время я была благодарна чертову этикету за это краткое касание. Хоть миг, но быть близко, ощущать тепло его дыхание, нежность его губ…
Нет, не тепло. Это был ожог. Пальцев, сердца, мозга. Вспышка вне времени и пространства. Невесомость — и ожидание неизбежного падения.
Всего лишь касание его губ к моим пальцам. Боже, почему я не могу не любить его?! Почему?..
Он задержал мою руку на две секунды дольше, чем было необходимо. Мне даже успело показаться, что он сейчас что-то скажет… или сделает… или просто притянет меня к себе — привычно, жадно, нежно… и скажет такое правильное: «ti amo, madonna»…
— Бонни много о вас рассказывал, леди Говард, — оборвал болезненно-сладкое наваждение грудной голос Клаудии.
Она злилась и боялась, но старательно этого не показывала. Пожалуй, не будь я писателем, то есть чертовски наблюдательной заразой, я бы поверила в ее безмятежность.
— Можете называть меня по имени, Клаудиа. Друзья Бонни — наши друзья.
В мою безмятежность она тоже не поверила. И не надо. Мне пофиг, что она знает: я хочу ее убить. Здесь. Сейчас. И посмотреть, как ее труп полетит с сорок седьмого этажа на асфальт.
Разумеется, она мило улыбнулась и поблагодарила. Разумеется, Кей тоже позволил называть себя по имени: Ирвин, просто Ирвин, это же Америка. Разумеется, мы чинно уселись за стол и завели чинную беседу — о турне, об успехе Бонни, о любви Ирвина к искусству, о нашей великолепной свадьбе…
— Мы с Клаудией собираемся пожениться после Рождества, — наконец, прозвучало то, ради чего Бонни нас позвал. — Вы же приедете на свадьбу? Я хочу, чтобы ты был моим шафером.
Бонни принципиально не называл Кея по имени, которым тот был крещен. Вообще не называл по имени. А я принципиально не смотрела на него, лишь скользила взглядом мимо, все больше на сервировку стола и мисс Паппини.
— Благодарю. Конечно же, мы с Розой приедем, если только врачи не запретят ей перелеты, — и, поймав вопросительный взгляд селедки, пояснил: — Скоро нас будет трое.