«Благословенная земля нестерпима для диких духов» — учили на Вороновом утесе.
«Сила священных акад вечна, незыблема и неисчерпаема» — пели жрецы в зиккуратах.
И на этих истинах держалось все, что Эш до сих пор знал о мире.
Но если возникшее озеро отодвинуло границу…
— Ох ты ж!.. — вырвалось у него из груди.
— Понял, наконец. Долго же ты…
Эш с укором зыркнул на собеседника, и спросил:
— Может, ошибка какая-то?
— Может… Но в углу экслибрис королевского графического общества.
— Чего?.. — не понял Эш.
— Короче, карта должна быть верной, — коротко пояснил Дарий, не желая вдаваться в подробные объяснения.
— А что там за вторая карта? Какие-то значки, символы…
— Ты не читаешь по-рамейски? — удивился Дарий.
— Нет, — покраснел Эш.
Он и на родном языке читал с трудом, но признаваться в этом не собирался.
— Это не карта, а скорее условный набросок, — пояснил Дарий. — Две зеркально отраженные части, одна из которых подписана как Ишкур, место бури. А вторая — Иркалла.
— Звучит как-то неласково. И что это означает?
— Место, из которого не возвращаются.
Дверь в темницу громко скрипнула, и все разговоры мгновенно оборвались.
Внутрь вошли двое, Син и еще один воин. Незнакомец был выше своего сослуживца почти на целую голову, но меньше в плечах и явно моложе. Правая половина его лица чем-то напомнила Эшу статую легендарного Луггаля Ламасса в городке Урту. Такой же волевой подбородок, крупный ярко очерченный рот, нос с орлиной горбинкой. Когда-то этот воин был очень красив — до того дня, когда левую половину его лица не изуродовал глубокий уродливый шрам, похожий на след ожога. Отметина шириной в ладонь тянулась от самого виска до подбородка, искажая черты. Левую руку тоже покрывали яркие глубокие борозды, оставшиеся от старых ран.
Одет он был не в доспех, а тонкую кожаную одежду. На широком поясе с одной стороны у незнакомца виднелся меч, а с другой — длинный нож в добротных резных ножнах. Плетеные наручи на запястьях с металлической бляшкой посередине плотно облегали ему руки. На потемневших бляшках явно был какой-то чеканный символ, но настолько затертый, что Эш никак не мог его разглядеть.
А потом воин развернулся, окидывая взглядом всех пленников, и Эш увидел, что на правом предплечье у него до самого локтя чернела стигма.
Как зачарованный, парень уставился на отметину духа. А тем временем несчастная жертва похотливых узников легко сбросила со своих прелестных ножек оковы, и, не обращая никакого внимания на изумленные взгляды и разинутые рты, подошла к Сину.
— Значит, так. К ауре духа устойчивы вон те трое, — деловито заговорила она, тыкая пальчиком в пленных. — А этот, этот и вон тот — вообще ни на что не годятся, можешь вернуть их к «бревнышкам». Те пятеро — твои, и еще вон те трое, до паренька…