Пребывание полуголодных рабочих привело к тому, что жители прилегающих к Исаакиевской площади улиц стали уезжать. Время от времени на улицах и внутри домов разгорались схватки строителей с жителями, которые сопротивлялись грабежу. Переселить их куда-нибудь подальше было невозможно, потому что у почти что тысячной армии чернорабочих было запасено немало оружия, собранного ими в памятную ночь. Допустим, у правительства хватило бы сил просто уничтожить всю чернь, заполонившую несколько кварталов. По этому поводу было собрано специальное заседание правительства, но к единому мнению власти так и не пришли. Военные — Бистром и Трубецкой при поддержке командующего пехотой Шипова — были за разоружение рабочих и переселение их (пусть и насильственное!) в сельскую местность. Батеньков, Рылеев и Сперанский — против. Они считали, что нельзя разбрасываться союзниками, сыгравшими такую важную роль в революции, и предлагали немного подождать. Вдруг-де они могут понадобиться. Для чего, так и не объяснили, имея, вероятно, только им ведомые соображения. Бистром теперь был вынужден держать усиленные патрули, которые держали «рабочую зону» в постоянном напряжении. Что говорить о пришлых, если и питерские плотники-столяры-кузнецы были никому не нужны! Даже сапожники сидели впроголодь — новой обуви никто не заказывал, а подмётки и заплатки народ наловчился ставить сам, что бы не входить в траты. Горожане потянулись было по окрестным деревням, пытаясь поменять городские вещи на еду, но возвращались несолоно хлебавши. Либо не возвращались...
Зерно пейзане продавать отказывались наотрез (сев, дескать, был), а репы и капусты — самим мало. Можно было ещё хоть что-то взять, ежели у тебя было с собой хоть какое-то железо. Его брали охотно, понимая, что железа может потом и не быть. Но много ли железа на себе притащишь? Да и где его брать? Правда, по ночам народ ходил разбирать ограды вокруг дворцов. И ладно бы только народ! Офицеры правительственных войск, расквартированных в центре, сдерживали солдат, не желавших понимать, что любая ограда — не только груда красивого железа, годного на обмен с крестьянами, но и защитные рубежи при нападении! В нападение врагов, может быть, и верили, но каждую ночь из ограды Таврического и Зимнего дворцов штыри и перекладины исчезали десятками...
В окрестностях Петербурга расплодилось множество разбойничьих шаек. Там были и беглые солдаты, и арестанты, неосмотрительно выпущенные новой властью.
В первую очередь грабили деревни. Крестьяне, которых обирали до нитки и бандиты, и «усмирительные» отряды, начинали потихоньку звереть и организовывать собственные отряды самообороны. На всякий случай мужики забивали не только убийц и конокрадов, но и вообще всех подозрительных и чужих. Иногда Временное правительство, получившее сведения об очередном самосуде, отправляло для разбирательства воинские команды, которым было велено выяснять и, по мере возможности, наказывать за самосуд. Но солдаты, прибывавшие с огромным опозданием, могли только взять объяснение у старост да выпороть для острастки самых наглых.