— Не могу сказать. Единственно, о чём жалею, что меня там не было! Но всё же лично я не хотел никого убивать. А решение о цареубийстве и перевороте было чисто теоретическим.
— Вот как? Стало быть, теория отдельно, а практика — отдельно? Бывает. Только помните, полковник, историю? Якобинцы вначале теоретизировали...
— А потом пошли на штурм Бастилии и разметали её по камушкам.
— Батюшки-светы, — развёл руками Михаил Павлович. — Какой штурм, какие камушки?! Павел Иванович, так вы, кажется, в Париже бывали? Неужели не знаете историю штурма Бастилии?
— Простите, сударь, но в Париже я был в 1814 году. А тогда, знаете ли, было не до исторических экскурсов.
— О Ваших заслугах, полковник, я наслышан. Но всё-таки штурм Бастилии — это красивая сказка. Крепость эту всё равно бы снесли. К тому времени, когда ваши санкюлоты её захватывали, там имелось всего семь узников: четыре фальшивомонетчика, два сумасшедших и один убийца. И не народ её «на камушки разметал», как вы выразились, а какой-то буржуа взял подряд на добычу камня. Кстати, из кирпичей такие славные модельки Бастилии делали! Мне такую один французский эмигрант ещё в детстве подарил. Жаль только, что когда мы с Николя в солдатики играли, ему страсть как хотелось под крепость мину подвести... Маменька и старший брат Александр потом ругались! Да — о якобинцах. Казнь короля, казнь аристократов... А потом? Робеспьер отправляет на эшафот Дантона. Потом — отправляют на эшафот самого Робеспьера. А всё кончается диктатурой и появлением императора. Вы, полковник, кем себя мните? Робеспьером? Или, может быть, Бонапартом?
Павел Иванович молчал. На Владимира Пестеля было больно смотреть.
— Так что же с вами делать, полковник? — продолжал монолог Михаил Павлович, меряя шагами кабинет. — С одной стороны, вы — государственный преступник. С другой, по сравнению с теми, кто был на Сенатской, — вы агнец невинный. Как вы считаете, что бы с вами случилось, ежели бы мятеж погасили в зародыше? Ну, например, император Николай просто бы взял и приказал расстрелять бунтовщиков из пушек? Думаю, что лично вас приказал и бы расстрелять. Или — повесить. А вообще вы понимаете, что натворили? В России началась гражданская война...
Речь Михаила Павловича была прервана непонятным шумом, доносящимся со двора. В кабинет генерал-губернатора протиснулся дежурный офицер. Оглядываясь, он не знал, к кому обращаться: то ли к губернатору, то ли, как положено — к Великому князю.
На выручку поспешил сам император:
— Что там у вас, поручик?
— Ваше Высочество, — начал было офицер, но тут же был остановлен Голицыным: — Это, Костенька, император Михаил. Так что будь добр обращаться к нему «Ваше Величество».