— Простите, Ваше Величество, поручик драгунского полка Боков, готов служить вам, — низко поклонился офицер.
— Давайте о деле, — нетерпеливо взмахнул рукой Михаил.
— Там, внизу, почти эскадрон кавалергардов. Говорят, что конвой Вашего Вы... Величества. Старший офицер сказал, что с ними какой-то гонец от мятежников.
— Это мои, — радостно сказал Михаил. — Зовите сюда старшего, и пусть тащат гонца.
Через пару минут в кабинет ворвался бодрый и счастливый ротмистр Кохановский:
— Ваше Величество, разрешите доложить: личный конвой Его Императорского Величества прибыл без потерь. В дороге задержан фельдъегерь в чине прапорщика. Назвался порученцем Временного правительства Вязьмитовым. Разрешите заводить?
— Ваше Величество, — вмешался генерал-губернатор. — Может быть, отправим пока арестанта? Ни к чему ему лишнее слышать.
— Да нет, пусть остаётся. Ему это не поможет, а нам не повредит. Заводите.
Два офицера завели в кабинет юношу, на вид шестнадцати-семнадцати лет. По контрасту с цветущим Кохановским он был мрачноват. Шинель и кивер отсутствовали. Мундир финляндского полка слегка порван. И, в довершение ко всему, под глазом багровел приличный синяк.
— И кто же его так? — полюбопытствовал император. — Уж не ваши ли, Владимир Иванович, кавалергарды?
— Ротмистр, что вы сделали с пленным? — деланно строго спросил Пестель-кавалергард.
На физиономии ротмистра не было ни следа раскаяния:
— Господин полковник, сей прапорщик, понимаете ли, не хотел в плен сдаваться. Кричал, что он полномочный посланник правительства, а нас отправит под суд за государственную измену. А вообще, пусть радуется, дурак. Наши нижние чины уже хотели его повесить. Даже осину подходящую выбрали. Еле отбил.
— Говорите, прапорщик, — приказал Михаил Павлович. — Кто вас послал и с чем?
Прапорщик напоминал молодого драчливого петуха — побитого, но гордого. С апломбом заявил:
— Я — посланник Временного правительства к генерал-губернатору Москвы Голицыну. И ни с кем, кроме генерала, разговаривать не намерен.
— Кажется, мало его кавалергарды побили, — с любопытством проговорил император.
— Разрешите, — с готовностью подскочил ротмистр, — сейчас исправим!
— Да ну, полноте, ротмистр, — остановил подчинённого Владимир Иванович, — бить детей? Неприлично. Хотя выпороть мальчишку можно...
Прапорщик, уже решивший умереть за правое дело и готовившийся к пыткам от рук палачей и тиранов, заслышав про порку, изрядно скис. Это заметил и император. Смеясь в душе, он обратился к Голицыну:
— Ладно вам, господа. Дмитрий Владимирович, поговорите с юношей.