— Да, — он хихикает. — Это не одно и то же.
Нет, не одно и то же. Стерлинг Уэйд совсем не похож на мальчиков, с которыми я ходила в старшую школу. Он силен, он на пути к тому, чтобы стать мужчиной, и у него есть ответственность.
— И в чем разница?
— Сколько у тебя времени, чтобы я все объяснил?
— Вся ночь.
Я краснею, когда он сдвигается с места, кладя руку на спинку дивана, наши бедра и икры трутся друг о друга, когда он расслабляется.
— Для начала, в течение сезона нам постоянно причиняют боль тренировки. Это отстой. Желание пойти домой и вырубиться после тренировки довольно стандартное, что делает жизнь довольно скучной, но — домашнее задание. — Он глубоко вздыхает, прежде чем продолжить: — Обучение. Практика. Реабилитация, если вы травмировались.
— Как часто вы тренируетесь?
— До сорока часов в неделю. Это работа, а не хобби, так что это… не то, что в средней школе, где любой может играть, если у него есть шанс. Ты облажался и все испоганил — твоя мама не придет спасать тебя и не будет звонить директору, чтобы он поднял твою задницу со скамейки. — Роуди снова поворачивается ко мне всем своим большим телом. — Затем, очевидно, выносливость.
— Выносливость?
— Ну, знаешь, увеличить протяженность, — он говорит это с невозмутимым лицом, и я понимаю.
— Мы сейчас говорим о сексе?
У него хватает вежливости смущаться из-за своих откровенных намеков, он пожимает плечами, лицо его багровеет.
— Извини, что приношу плохие вести, Роуди, но вопреки распространенному мнению, ни одна девушка не хочет заниматься сексом часами, когда цель может быть достигнута за несколько минут. — Я поправляю свои длинные волосы. — Это нереально, и мне будет чертовски больно.
Вместо того чтобы спорить, как я ожидаю, Роуди Уэйд откидывает голову назад и смеется, адамово яблоко подпрыгивает, когда его красивое небритое горло сжимается. Я представляю, как эта щетина оставляет следы на моей шелковистой коже, в тех местах, которые могу видеть только с помощью ручного зеркала.
— Я никогда не считал девушку одной из своих лучших друзей. — Он прикасается ко мне всего в нескольких футах, не давая мне открыть рот, когда продолжает: — Ты считаешь меня хорошим другом, Скарлетт?
— Ты же знаешь, что да.
— Я никогда не… — Он замолкает, сглатывая. Смотрит прямо мне на мои губы. — Мне никогда не хотелось поцеловать кого-нибудь из моих друзей.
Он шепчет, рука на его коленях скользит вниз по бедру… к моему. Я, затаив дыхание, смотрю, как эта рука, широкая, крепкая и мужская, барабанит по джинсовой ткани его джинсов.
Делает глоток вина, узел в горле подпрыгивает… нервно?