— Конечно.
— Ты ждешь Эллиота?
Я избегаю его любопытного взгляда.
— Определи, что значит ждешь?
— Анабелль, ты ведь знаешь, что он не вернется? — спрашивает он так тихо, что у меня опускаются плечи.
Почему он это говорит? Мне не нужно, чтобы он указывал на очевидное — это заставляет меня дерьмово себя чувствовать.
— Знаю, что он не вернется, я не дура. Я смотрела ему вслед — дважды.
Пятясь, Рекс скрещивает руки на груди и прислоняется к стойке.
— Ты должна быть реалисткой. Он ушел и живет своей жизнью. Ради бога, видеочат и электронная почта — что это за отношения? Какое участие ты хочешь для ребенка? Заочный папа или тот, который прямо здесь? Я здесь, бл*дь, Анабелль.
— Рекс, не делай этого сейчас.
«Пожалуйста, не надо», — мысленно умоляю я.
Я уже и так запуталась. Рекс обнажает свою душу, когда моя еще не готова для него.
— Прости, Анабелль. Вот как я себя чувствую и сильно повзрослел за последний семестр. Просто хотел, чтобы ты признала это, и, возможно, когда будешь готова, дала мне шанс. Я собираюсь стать инженером, — хвастается он.
Сокращаю расстояние между нами, поднимая ладонь к его щеке, нежно поглаживаю ее.
— Ты так добр ко мне, а я ничего не сделала, чтобы заслужить это.
— Ты шутишь? Ты мой лучший друг — все остальные бросили меня, когда я облажался. Ты единственная, кто прикрывает мою спину, а теперь я прикрываю твою.
— Боже, ты такой ...
— Потрясающий? — Рекс одаривает меня дерзкой ухмылкой. — Понимаю.
Я похлопываю его по лицу.
— Ну и эго у тебя, парень.
— Это помогает мне пережить день, Доннелли. Такие дни, как этот, когда я изливаю свое сердце, а его топчут.
Мои руки в оскорблении взлетают к бедрам.
— Я не топчу твое сердце, ты тряпка!
— Но ты никогда не влюбишься в меня, не так ли?
— Я не... — Думаю, нет. — Я не знаю.
Мы смотрим друг на друга, в кухне тихо, только часы над окном громко тикают. Тик-так. Тик-так.
Затем из передней части дома раздался стук в дверь. Три коротких удара, за которыми последовала еще более оглушительная тишина.
— Думаю, это намек на то, что мне пора уходить.
Рекс берет черную зимнюю куртку, висящую на одном из моих кухонных стульев, и засовывает руки в рукава. Застегивает спереди.
Я кокетливо толкаю его бедром.
— Я провожу тебя.
— Позволь мне пойти первым. На улице темно, ты не должна открывать дверь. У тебя нет глазка. — Проходя мимо дивана, он хватает со спины одеяло и разворачивает его. Набрасывает мне на плечи. — Вот, завернись. На улице холодно.
Мое сердце подпрыгивает от его жеста, желая, чтобы обстоятельства были другими, желая, чтобы мое сердце не болело за кого-то, кто за сотни миль отсюда.