Провокативность зашкаливала. В одном клипе ей удалось коснуться целого букета болевых проблем американского общества: секс, религия, расовая несправедливость, полицейский произвол.
Католическая церковь в те годы обладала еще колоссальной властью. Различные религиозные организации во главе с Ватиканом выступили с немедленным и яростным протестом. Удар обрушился не только на Мадонну, но и на Pepsi, которая не самом деле была тут совершенно ни при чем – ее-то видео было совершенно невинным. Тем не менее католическая церковь призвала к бойкоту не только самой пепси-колы, но и ряда принадлежащих Pepsi популярных сетей фаст-фуда: Kentucky Fried Chicken, Taco Bell и Pizza Hut. Pepsi, совершенно справедливо считая себя к содержанию кощунственного видео непричастной, поначалу пыталась продолжать использовать свой невинный двухминутный ролик. Но шквал скандала разгорелся до такой степени, что им не оставалось ничего иного, как снять свою рекламу с телевизионной ротации. Они даже не стали требовать от Мадонны возвращения полученных ею в качестве аванса пяти миллионов долларов.
Давление на саму Мадонну тем временем продолжалось. Папа Иоанн Павел II призвал правоверных католиков бойкотировать певицу. Общенациональная итальянская государственная телекомпания RAI отказалась выпускать клип в свой эфир. Христианско-фундаменталистская «Американская семейная ассоциация» назвала видеоклип оскорбительным.
Мадонну, при всей ее декларируемой набожности, ни проклятья со стороны ее любимой католической церкви, ни весь разгоревшийся скандал, похоже, нисколько не напугали и не смутили. «Искусство должно вызывать противоречивые отклики, вот и все», – хладнокровно прокомментировала она происходящее в интервью New York Times.
Не склонная к религиозной истерике либеральная критика восприняла и клип, и песню куда более благосклонно, но и она не преминула – опять же таки при всей декларируемой набожности Мадонны – заподозрить ее в хладнокровном расчете, с которым клип был насыщен всей его «провокативной» тематикой. Нью-йоркская The Daily Gazette писала, что клип «бесстыдно провокативен в своем расчетливом смешении секса и религии». А Record Journal писал, что его «можно упрекнуть в эксплуатации символа зла – горящих крестов Ку-клукс-клана – ради продажи пластинок».
Сейчас трудно говорить, в какой степени за песней и тем более за клипом стоял холодный расчет. Во всяком случае, сама Мадонна, даже если это и так, в этом никогда не признается.
«“Like a Prayer” для меня очень важная песня, намного важнее, чем “Like a Virgin”. Я писала ее от чистого сердца, и к моменту начала работы над альбомом я ощущала тесное духовное родство и с музыкой, и с текстом песни», – говорила она. Правда, тут же добавила: «Я отдавала себе отчет в том, какой она вызовет отклик».