Случилось однажды, что она, будучи одна в своей комнате, безмолвно сетовала, не в силах удержать слезы, как вдруг явилась ее кормилица и, видя ее плачущей и глубоко вздыхающей, сказала ей:
― Доченька моя, что с тобой? Ну же, не сживай таким манером себя со свету, губя свою молодость вместе с красотой. Или Филиппелло дурно с тобой обходится? Я уверена, что он в тебе души не чает, и мнится мне, твои поступки вводят его в великую меланхолию. Скажи мне, что с тобой, и ничего не опасайся, ибо нет ничего такого, чего я бы не сделала, сама или с чужой помощью, будь тебе это нужно, что бы там ни было, малое или большое. Ну же, не скрывай от меня своих желаний! Не должно тебе так поступать. Если ты мне не доверяешься, кому же ты доверишься, доченька моя любезная? Разве не знаешь, что я в тебе души не чаю? Смелее, поведай мне все теперь же!
Слыша эти ласковые речи и думая, что может свободно ей довериться, Кателлина, побежденная, с глубочайшими вздохами начала так:
― О несравненная моя матушка, я умираю и хочу умереть, затем что заслуживаю этого, так как влюбилась в самого жестокого и равнодушного человека, какой живет на свете; это воистину так, и я не могу жить, не любя его и не думая о нем. Чаять от него утешения — словно влюбиться в звезду небесную и не иметь другой утехи, как только глядеть на нее. Вот что случилось со мной, и вот почему я утвердилась в желании умереть и больше не жить. Не допытывайтесь больше ни о чем. — И она умолкла.
Слыша это, кормилица, приняв вид самый отважный и качая головою, молвила:
― О, милая и глупая дочь моя, что ты такое говоришь? Надобно тебе знать, что от всего есть лекарство, кроме смерти. А что ты скажешь, если одна моя подруга заставит его любить тебя сильней, чем ты его, лишь бы ты дала ему съесть кое-что? Итак, скажи мне, кто же это обрек тебя на такие муки.
Слыша это, Кателлина начала питать слабую надежду и сказала кормилице:
― Я скажу; нет нужды скрывать, ибо я больше не имею надежды и хочу умереть. Знайте, что тот, из-за кого я потеряла разум, — Аньелло Страмаццафильи, который любит Филиппелло, а тот — его, как вам ведомо. И в этом безмерная моя досада, так как из-за этого я не могу найти в нем утешение. Теперь, матушка, вы видите, в каком положении я обретаюсь.
При этих словах кормилица живо сказала ей:
― Доченька, не робей, утешься: завтра я приведу тебе мадонну Фьондину из Пеццуоло{6}, которая со мною в великой дружбе и так меня любит, что сделает все, чего мы пожелаем; и знай, что нет такой великой ненависти меж двумя людьми, которую она не устранила бы своими снадобьями и заклинаньями меньше чем за восемь дней, заставив их влюбиться друг в друга со всей пылкостью. Хочешь удостовериться? Помнишь ли, как Боффило Караччо не желал ни видеть, ни слышать жену свою Дамиану, более того — превратил ее жизнь в муку смертную? А ныне, как ты знаешь, она столь весела и свежа, что подобной нет ни в Нидо, ни в Каповане