Вдруг вспоминаю, как Федор сказал «камеры», то есть во множественном числе, а я видела только одну! Мне нужно личное пространство. Хожу по домику, ищу, в первую очередь, под потолком, подсвечиваю фонариком — нет, нигде больше нет. Помню, он говорил, что у камеры над столом угол обзора узкий, но он каким-то образом видел меня спящей на постели, даже, возможно, в полный рост.
Кровать стоит у стены сбоку. На противоположной стене установлены два уровня электрических розеток, второй — высоковато, пожалуй, для постоянного использования. Придвигаю стул, забираюсь и вижу: в одной из розеток входные отверстия не совсем обычные. Так и хочется вставить что-то твердое и шарахнуть тяжелым, чтобы внутри разбить глазок камеры, если это он. Но меня с детства учили не совать ничего в розетку, поэтому я ограничиваюсь заклеиванием ее несколькими слоями скотча.
Санузел маленький, в нем удается детально осмотреть каждый сантиметр — камер точно не видно. Разве что в вентиляции за частой решеткой. На всякий случай влезаю под потолок и заклеиваю решетку. Пусть лучше грибок заведется, чем Федор будет изучать мой голый зад. Третью обнаруженную камеру — в прихожей — я не трогаю, чтобы не оставить парня совсем без работы.
Ну вот, можно спать. Лежу и, несмотря на тревогу, чувствую, что губы расплылись в улыбке: а ведь приятно вызывать у мужчины такое яркое желание! Фигура у него классная. Он мне ведь фактически мужской стриптиз показывал, только музыки не хватало! А я, неблагодарная, не оценила, по физиономии ему съездила.
Интересно — что мне сегодня будет сниться?
Игорь.
Взбегаю по лестнице. Как здесь тихо и темно.
— Эри, я уже иду. Ты меня ждешь?
Пауза.
— Да, дорогой.
Скидываю одежду. Как в армии — успеть, пока не догорит спичка.
— Эри, не спи!
Пауза.
Пауза.
— Я не сплю.
Какое там не спит! Прыгаю к ней под одеяло, обнимаю, целую — уже не реагирует.
— Эри, ты опять приняла препараты?! Ты же обещала! Тебе нельзя сейчас, перед забором яйцеклетки. Как же наш маленький?!
Спит, даже дыхания не слышно. Наверное, у нее снова начались боли, когда я отошел; она не может их долго терпеть одна.
— Эри, это зависимость! — трясу ее, целую, прижимаюсь. — Не надо, Эри. Ты так нужна мне...
Она уже не со мной. Чуть улыбается, — может, видит во сне убитого младенца нашего. А мне что делать?! Я-то живой! Уйти от нее? Нет, это как Родину предать. Глажу киску, пытаясь хоть какую-то ответную реакцию тела почувствовать. Вхожу в нее, чувствуя себя насильником.
Игорь.
— Федь, когда у тебя выходной?
— Я работаю месяц через два, если помнишь. Еще почти две недели.