Месяц назад Лайтнед решился и попросил сторонней помощи. Взяв с Густаса слово, что тот даже своим работникам ничего не скажет об их эксперименте, он протянул главному инженеру свою находку.
— Где вы это достали? — Обычно не задающий подобных вопросов Леон с большим сомнением смотрел на многогранник, и тон его требовал немедленных пояснений.
— Выкупил у одного… знающего человека.
— Выкупили?
— Не украл, уж поверь! — Недоверие инженера задевало.
— Я не о том. Просто нечто подобное мне доводилось видеть лишь однажды, в институте информационных разработок при военном министерстве. Только не спрашивайте, как меня туда занесло, но суть в том, что подобные носители информации, — я подчеркну, подобные, — существуют лишь в виде прототипов. Но такое…
— То есть, это все-таки не пустышка? — едва удержался, чтобы не закричать от радости, Лайтнед. — Не какая-нибудь мистификация?
— Вы мне не доверяете, капитан? — в свою очередь возмутился Густас.
— Тебе — доверяю. А вот тому, кто продал мне эту штуку, как-то не очень.
Они поместили многогранник в очередную железяку с сотней кнопок и маленьким черно-белым отображателем. Машинка зажужжала, словно готовясь взлететь, и поползла по столу. Инженер отработанным движением поймал прибор и прижал его рукой, вялой улыбкой показывая своё отношение к подобному самодурству техники. Лайтнед приподнял правый уголок губ, хотя его подпрыгивающий прибор не слишком-то развеселил, а даже наоборот.
Их провожали как очередных героев, но Фредрик, участвовавший не в одной самоубийственной кампании, чувствовал, что обратно цеппелин не очень-то ждут. Возможно, виной тому было отношение ответственных лиц к китам и Эху — примерно такое же, как у Стиворта. А возможно, к самой персоне капитана. Если Балло́к, отправляясь в тот исторический полёт на своей «Анкии», уже слыл едва ли не национальным героем, то о каком-то там Лайтнеде никто слыхом не слыхивал. Удивительно, но, несмотря на столь явное безразличие со стороны высших чинов к судьбе «Элоизы», в команду отобрали компетентных людей. И не каких-то там опальных бунтарей, не лишних, не полузабытых адмиралами и королём, а офицеров и матросов, с гордостью носящих перед всеми свою форму. А потому безразличие к миссии проявилось иначе: в строго ограниченном запасе продовольствия и такими вот дрожащими приборами.
И не только дрожащими, но и завывающими не хуже корабельной сирены. От резкого, пронзительного писка Лайтнеду захотелось зажать уши, но Леон только пробубнил под нос с неожиданной теплотой что-то вроде: «Вот истеричка», — и одновременно остановил как лишние движения, так и звуки.