— Кажется, по нраву я твоим родителям пришёлся. Хороший из меня жених вышел, как думаешь? Может, нам взаправду свадьбу сыграть. Будешь за мной, как за каменной стеной. Да и покои-то у нас с этим пройдохой по соседству, совсем близко. А то же вы замучаетесь по тайникам миловаться.
— Не твоё дело, как и где мы милуемся, — оборвал всё веселье Османт. — Спасибо тебе братец за услугу, но Юлана не такая. Не станет она замуж выходить, чтобы потом с любовником встречаться. Если не дадут нам пожениться, так лучше сбежим куда. А поймают, разделят, так верны друг другу останемся.
Я только кивнула в подтверждение. Будто мои мысли сокровенные прочли. Только вот на сердце тяжело сделалось. Не хотелось мне, что бы всё так оборачивалось. Не хотелось бросать ни дом свой, ни родителей. Боязно стало за своё будущее, и казалось мне оно тёмным и туманным, как осенняя полночь. Но ничего я тогда Османту не высказала. Он и так часто мрачнел, казалось, без причины. Видимо, думы имел тяжелее моих. Оно и понятно. Я брошу дом, лавку, отца, а он, возможно, откажется от самого княжества. Потому-то и не торопился средний Родимович, не поднимал больше головы, не дерзил Мирдару и любовь нашу от глаз его спрятал тщательно.
Шестое
Где-то года через полтора лучом солнечным сверкнула для нас двоих надежда: объявили, что княгиня снова в положении. Народ три дня пировал, а князь, как и требует того обычай, вместе с обоими братьями отправился охотиться.
— Надеюсь, на сей раз Илана мальчика родит, — возводя глаза свои голубые к такому же светлому небу, словно бы просил Птицу Османт.
— Ты уж постарайся, — в шутку наказала я. — Говорят, примета есть для того верная.
— Есть, — подтвердил княжич. — Если поймать оленя, да приготовить из его рогов да кровь снадобье, а тем снадобьем угостить будущую мать, так на свет обязательно мальчик появится. А если поймать зайца, то можно приготовить жаркое из зайчатины. Всё это брехня и бабские суеверия, Юлана. Не верю я в такие заговоры-наговоры. Ни кровь, ни когти, ни рёбра — ничто не может изменить неизбежного. Если способен мой брат только девок делать, так того никакими заклятиями не переделаешь.
Такой был Османт Родимович. Никогда не участвовал он в гаданиях, никогда через плечо не сплёвывал, что б беду ни накликать. Обычаи, правда, соблюдал неукоснительно, но на то причина находилась простая: слишком много людей следило за княжичем, слишком многим он не нравился. Своими силами прорубал Османт оконца в человеческих душах, умом да храбростью себе почёт завоёвывал. Не перед кем не пресмыкался, не юлил никогда, камня за пазухой не держал. Оттого приходилось ему всегда ухо востро держать. К счастью, рядом с ним всегда Эритель хвостом держался, а когда сбегал княжич из терема — братья-дружинники. Хотя даже с ними, мне кажется, чувствовал он одиночество, даже с ними не мог говорить откровенно, часть мыслей сберегая, хороня навечно. Потому-то привязался Османт ко мне так, потому-то всякий раз прибегая на встречу со мной, падал под их грузом обессиленный. И лишь спустя какое-то время переставал хмуриться и сжимать зубы и прятать от меня полный досады взгляд.