— Батюшка!
Не знаю, было это проявлением дочерней любви или барышня просто увидела повод вырваться из клешней ведьмы Гинаш.
Кавалер отстранил ее, посмотрел в лицо:
— Опять ревела?
— Все уже хорошо, — уверила его старуха. — Я ей сейчас чайку налью с мятой и конфеток дам. Любимых твоих, — она повернулась к Эмелоне, — с нугой.
— И мне чайку дайте, матушка, — попросил Болли, бросив на диван свою неизменную трость с оскаленной мордой. Ослабил шейный платок, обернулся…
Дурное предчувствие заставило меня попятиться за мгновение до того, как его взгляд уперся точно в то место, где находилось мое тайное окошко.
Я не стала больше ждать. Задом, задом — до угла; там кое-как развернулась и поспешила к выходу. Надо рассказать Рауду, что я узнала!
Глава одиннадцатая, в которой меня посвящают в страшную тайну и зовут на бал
Граф Рауд Даниш-Фрост отнесся к моему невероятному рассказу спокойно. Кивнул, будто констатируя давно известное. И я не сдержала обиды:
"Вы опять все знали!"
Пусть никакого права обижаться у меня не было. Разве я ему друг или ровня, чтобы делиться со мной такими секретами? Даром что из-за этих секретов у меня лапы вместе рук.
— Не знал, — ответил Даниш. — Догадывался — кое о чем. Хотя планы в отношении жениха барышни Эмелоны для меня сюрприз.
Он сказал принцессе, что заберет меня на полдня, и сейчас мы катили по столичным улицам, как две недели назад по лесам близ Свеянска — в той же самой санной карете, блестящей черным лаком и серебром.
Альгота слывет одним из красивейших городов Оссидены, но сколько я ни глядела, за окном был лишь снег, снег, снег. За сугробами и наносами терялись и фасады дворцов, и вывески богатых магазинов, и древние башни, и театры, и ресторации, и парки, и бульвары.
Городские снега не пели и не звенели, а ворчали и посмеивались над прохожими, когда кто-нибудь увязал в сугробе или шлепался навзничь на накатанном пятачке. Феи развлекались тем, что сбрасывали пригоршни снега с карнизов и водостоков, норовя попасть за шиворот быстроногому мальчишке или важному господину в богатой шубе. Но горожане были укутаны так плотно, что белая пыль оседала в складках одежды, не причиняя неудобств.
Пока я пересказывала подслушанное, Рауд, единый в двух лицах, настоящем и призрачном, пытался расчищать тротуары и подходы к домам. Однако вскоре сдался и теперь сидел нахохлившись в своем легком полушубке, не желая видеть, как люди провожают взглядами его карету.
А людей на улицах было много. Последние дни выдались ясными и безветренными, и жители Альготы спешили наверстать все, что отложили из-за непрекращающихся метелей.