Ника отворачивается, глаза прячет, наверное, неслабо я ей тошню. Заставляю себя оторваться и уйти, но уже на пороге вспоминаю, что хотел про имя узнать. И если бы она достала автомат и дала по мне очередью, я бы и то так не охренел.
Наших матерей звали одинаково, значит ли это что-то или просто совпадение? Демьян бы обязательно выдал какую-то старперскую херню типа «Это судьба», но я не верю в судьбу.
Значит, будет Полинка. Но когда Ника про фамилию спрашивает, я поначалу даже не въезжаю, к чему этот вопрос. Останавливаюсь и удивленно моргаю.
— Вообще-то, у нее есть отец.
— Ты хочешь, чтобы она была Талеровой?
Вопрос зависает в воздухе, потому что я не знаю, как ответить. Да, Полина Тимуровна Талерова. А как еще, если ее отец Тимур Талеров?
Но где-то глубоко я понимаю, что хочет сказать Ника. И жду, пока она соберется с духом.
— Разве это твоя фамилия, Тим? Разве, когда ты родился, тебя назвали Тим Талер? И разве твой отец не заслужил, чтобы твоя дочь носила его фамилию?
— При чем здесь мой отец?
— Это ведь не он отдал тебя в детдом? Почему ты так злишься на него?
— Это не твое дело, Ника, — теперь я злюсь и закипаю.
— Я много думала, Тим, — она говорит торопливо, будто боится, что я уйду и не стану дальше слушать. Дурочка, я бы сейчас и шагу не смог ступить, — особенно в роддоме. Когда становишься родителем, мир вокруг меняется. И ты в своем ребенке видишь не только себя, а и своих родителей. И их родителей тоже. К ней через нас тянется ниточка от всех, разве ты этого не чувствуешь? А ты хочешь эту ниточку оборвать. Твоим родителям было бы сейчас очень больно и обидно узнать, что ты так легко от них отказался.
Стою, будто громом пораженный, а она продолжает говорить, покачивая мою Полинку. И волосы время от времени приглаживает.
— Ты говорил, что знаешь, кто были твои родители. Знаешь ведь? Как тебя звали на самом деле, Тимур? Ведь она спросит тебя потом, как звали твоих папу и маму, ее дедушку и бабушку.
— Большаков, — нехотя цежу, — Тимур Большаков. А его Игорь.
— Значит, она Полина Тимуровна Большакова, — повторяет Ника, и я не выдерживаю такого двуличия.
— Ты сменила имя, и тебя вообще не парило, что твоим родителям было бы больно и обидно.
— Ланина — девичья фамилия мамы, — отвечает, и я сразу начинаю чувствовать себя дерьмом, — и, если бы мои родители были живы, они были бы счастливы знать, что моя дочь носит их фамилию.
И мои были бы счастливы, я точно знаю. И я сам много об этом думал. Но выворачивать перед ней душу больше не собираюсь, хватит. Поэтому сжимаю зубы так, что скулы сводит, а потом бросаю через плечо: