Но не сегодня.
Поскольку по понятным причинам у меня не было возможности осмотреть его дом раньше, я делаю это сейчас.
Мой взгляд скользит по гламурной квартире — простите, пентхаусу. Конечно, такой человек, как Нокс, будет жить в пентхаусе. Он не только находится на самом высоком этаже здания в самом центре города, но и имеет мечтательный вид на Нью-Йорк.
Мебель и декор стильные и элегантные, но кричат о безличности. Как будто он просто заплатил кому-то, чтобы все расставить по местам и покончить с этим.
Должно быть, одиноко жить такой гламурной жизнью без личных прикосновений. Я могу говорить, учитывая, что вся моя жизнь была продиктована.
По крайней мере, Нокс полностью владеет своей.
— Тебе холодно? — спрашивает он со своего места на стуле, глядя на меня, пока его пальцы делают паузу на ноутбуке.
У него еще есть работа, но он сказал мне не двигаться и ничего не надевать — после того, как раздел меня догола у входа, а сам остался полностью одетым, как обычно.
Я могу сосчитать на пальцах одной руки, сколько раз я видела его полностью обнаженным, и в основном это было в душе. У него худощавое, но очень мускулистое тело, и стыдно скрывать его и эти великолепные татуировки.
Он велел мне лечь голой на диван напротив него и не издавать ни звука, пока он работает.
— Я закончу через десять минут, а потом вернусь за добавкой, — вот что он сказал.
Я сдвигаюсь и прикусываю нижнюю губу, когда чувствую, как его сперма вытекает из меня и пачкает бедра.
— Не слишком.
Он расстегивает рубашку, и мои глаза вбирают в себя совершенство его мускулистой груди и подтянутого живота, затем я сосредотачиваюсь на татуировке самурая, темного воина, очаровавшая меня с того первого раза, когда я проснулась рядом с ним.
Как будто я смотрю на другую грань Нокса, ту, которую он не любит показывать так часто.
Или вообще никогда.
Замысловатый узор закручивается вокруг его плеча и на груди, и это похоже на провода, обвивающие его и воина.
Интересно, есть ли в этом какой-то смысл или он просто сделал это для эстетики? По какой-то причине я не верю, что он набил бы эту татуировку только потому, что она хорошо выглядит.
— Когда ты набил свои татуировки? — спрашиваю я, положив голову на подставленную руку.
Он продолжает расстегивать рубашку.
— Некоторые в средней школе, но самые крупные после того, как я уехал из Лондона, иначе я бы рисковал быть убитым своим отцом.
Я слегка улыбаюсь его тону. Он всегда звучит так по-другому и беззаботно, когда говорит о своей семье — чего нельзя сказать обо мне.
— Есть ли причина, по которой ты выбрал самурая?