В то время я много тренировался, компенсируя недостаток знаний и физической силы упорными многочасовыми тренировками. Каждый день я делал 500 ударов руками, 500 ударов ногами и 100 прыжков как раз с тем самым летящим боковым ударом. Это было помимо основной тренировки. Поэтому в нужный момент тело само взлетело и нанесло удар, когда возникла необходимость. Обычно я бил в воздух либо по веткам деревьев. Но, видно, силы накачалось в результате немало, так как я смел того солдата как пушинку, несмотря на двойную, если не тройную разницу в весе. Это произошло на глазах почти сотни свидетелей, а потом еще и разнеслось, приумножилось и приукрасилось среди студентов. Поэтому с тех пор я был, что называется, в авторитете.
«Чем ярче свет, тем гуще тень», – говорит поэт. Оборотной стороной славы было то, что я стал не только объектом внимания и поклонения для одних, но и мишенью зависти и ревности для других. В то время я был худым, на вид совсем не угрожающим, и некоторые оппоненты сомневались в моих навыках, в том, что я опасен. Своим видом я не вызывал ни страха, ни особого уважения к себе. Зато росло раздражение по поводу моей славы у отдельных адептов боевых искусств, которые сами стремились к признанию, но не получили его.
Я не вел себя ни вызывающе, ни самоуверенно, никогда не пытался подавлять и самоутверждаться за чужой счет, как многие из тех, кто обладал хоть какой-то силой. До того как меня увидели в той памятной коллективной драке, никто даже не догадывался о том, что я что-то знаю или умею в боевых искусствах. Да и сам я не считал себя ни героем, ни чемпионом. Я тренировался рано утром, когда мои товарищи мирно спали, досматривая сны. Выбегал из общежития и бежал к морю, нанося удары руками на бегу. На море я растягивался, отрабатывал технику и выполнял удары ногами. На обратном пути я совершал свои 100 прыжков. После занятий в институте, вернувшись в свою комнату в общежитии, я делал 100 отжиманий и затем, лежа на полу, 100 подъемов ног за голову и 100 наклонов к ногам, чтобы качать пресс. Часами отрабатывал базовые движения, делал прогоны боевых форм карате – ката. Это видели только мои друзья, разделявшие со мной комнату в общежитии. Сначала они пытались заниматься вместе со мной, но их хватило ненадолго.
Той же осенью мой давний друг познакомил меня со своим сокурсником, который представился как знаток и адепт карате. Но встретив меня и оценив своим критичным взглядом, он не увидел во мне не то что воина, но даже сколько-нибудь примечательного бойца. Я не вписывался в его картину героя: худой – примерно 50 кг – и совсем не атлетично сложенный. Каратист был крупнее и выше меня, вел себя вызывающе и самоуверенно. Думаю, он был килограммов на 20 тяжелее. Я не мог не обратить внимания на его руки: вздутые мускулы, костяшки кулаков украшали внушительные мозоли от набивок. Смотрел он пристально и с прищуром, подавляя взглядом. Он скептически глянул на мои руки – они не выглядели как оружие. К тому времени я уже перестал заниматься набивкой и закалкой, хотя мог разбить бутылку ребром ладони.