— Грэхам! — уже открыто возмутилась я. — Ты говоришь о консулах Верховного Совета! Ни один из них не занимал бы кресло, будь эти люди настолько примитивны! Я не хочу больше тебя слушать!
Оттолкнула экзарха, но бесполезно — он стоял недвижно, сверлил меня яростным взглядом. Всё равно, что пытаться сдвинуть скалу дыханием ветра! Прохладный мрамор стены Претория холодил кожу спины даже через плотную ткань накидки, давил на лопатки. Но вместо того, чтобы сильнее вжаться в камень, я негодующе упёрлась ладонями в мужскую грудь. Грэхам схватил меня за оба запястья и встряхнул, чем окончательно подтвердил своё желание доминирования.
— Так защищаешь их, будто они тоже побывали в твоей постели, — бросил мне в лицо экзарх.
Озноб опустошённого магией тела мгновенно сменился испепеляющим жаром. Волна возмущения поднялась из недр сознания и повисла слезами на ресницах. Обида, злоба, неверие — всё сразу застряло комом в горле. Я почувствовала себя покинутой, преданной. Опороченной. И дело было отнюдь не в интимной связи… Я не хотела верить, что Грэхам Арган целый год вился вокруг меня только затем, чтобы иметь влияние на бледную прорицательницу.
На этот раз он позволил себя оттолкнуть. Я сразу же зашагала прочь, утирая слёзы тонкими пальцами. Но не сделала и пяти шагов — развернулась, чтобы дать пощёчину мужчине, унизившему меня попыткой манипуляции. А она унижала гораздо больше, чем обидные слова, брошенные в сердцах…
Звук хлёсткой оплеухи эхом отразился от арочных сводов. Грэхам дёрнулся от удара, сжал зубы так, что желваки заиграли на скулах, но в мою сторону больше не взглянул. Развернулся на каблуках и молча ушёл, оставив меня одну с потрясением и уязвлённой гордостью.
Как же так? Неужели Ренуард Батор был прав, и коршуны Претория разорвут меня на крохотные лоскуты ради величия Квертинда? Или своего собственного? Как мне теперь идти на Верховный Совет? Какое решение принять? Что будет с нами?
Голова закружилась, слёзы так и стояли перед глазами. Я почти наощупь добрела до статуи сидящей женщины в просторных одеждах и оперлась ладонями о холодное колено. Под мраморной вуалью белые глаза полнились покорным смирением. Я не разделяла уступчивой молчаливости благородных дев, но сейчас, разбитая и измученная после видения, не могла найти для себя причины сделать и пары шагов.
Обидные горькие слова Грэхама, усталость последних дней и страх перед грядущим советом вылились потоком слёз и всхлипов. Я самым позорным образом зарыдала, оседая рядом с мраморным постаментом. Одинокая, безумная, несчастная девочка в бордовых одеждах в самом сердце Квертинда. Не верила самой себе, пыталась остановить поток слёз, но они текли и текли против моей воли, прорываясь жалобными стонами.