Ближе к вечеру появился Зойл. Стоило ему пересечь порог, как Нелли поняла: поняла, что за мысль не давала ей покоя. Стоило взглянуть на своего наставника, как бессвязные пазлы сошлись в картину.
Зойл. Недавно он поведал ей о «встрече» с Александром, рассказал, как засвидетельствовал невероятную сцену, в реальность которой не верилось до сих пор, ведь он описывал чудовищных монстров!
У Нелли закружилась голова. Закружилась она и сейчас, Нелли еле дошла до посудомойки.
Рассказ получился кратким, Зойл ограничился несколькими предложениями, которые и составлял, казалось, нехотя. Но он рассказал ей тогда про глаза: красные, пылающие лавой. Точно такие поразительные глаза, которые пытались вперемешку с серебряными загипнотизировать Нелли. Странными символами и латиницей. Латиница и символы на стенах. Сектантские символы на стенах склада, который был взорван на днях…
Нелли на что-то села. Перед глазами резко потемнело. Ей не нравилась внезапная мысль, что стала результатом ее раздумий. На складе не могло оказаться Александра. Нет, просто не могло. У него хватило бы ума и сил разрешить свои проблемы, даже такие, грозящие смертельной для него опасностью.
Нелли тряхнула головой. Кем бы ни был Александр, она не желала мужчине зла. У него была прекрасная возможность навредить ей, но в отличие от догмар, что за ней охотились, он даже попытки такой не предпринял. А память… Разве память равнозначна спасенной жизни?
Нет-нет. Нелли определенно не желала мужчине смерти, тем более такой. Она желала видеть его здоровым. Она желала видеть его живым.
***
Ликерия лежала в постели и не хотела подниматься. Встречать очередной невзрачный день в череде таких же, одинаково-невзрачных, которые были, есть и, видимо, будут, не хотелось. Ликерия чувствовала, что тонет, утопает в каждодневной рутине, однако всплыть на поверхность и задышать полной грудью не могла – не получалось. И не знала, получится ли в будущем: с каждым прожитым днем Ликерию продолжало затягивать глубже, вот только помочь ей было некому.
Ликерия была сиротой. У нее никогда не было семьи, не было родных, даже самых дальних, и в первую очередь не было родителей. Не было отца, оплачивающего обучение и помогающего найти свое место в жизни; не было матери, доброй, душевной, утешающей в трудные минуты; не было братьев, не было сестер, потешающихся над ней и оберегающих. От Ликерии избавились ребенком, ее никто никогда не хотел. Нежеланна и одинока по жизни. Сколько она так живет – пора бы уже привыкнуть, а чувство отверженности, съедавшее душу, чувство ненужности, преследовавшее годами, покидать ее не спешили.